высоту. Лучи прожекторов зашарили по ночному небу, пытаясь поймать Ньюпор в перекрестье, но Войцех и в лунном свете видел ярко-желтые крылья Альбатроса, уже заходившего ему в бок.
Шемет бросил Ньюпор в пике, но Альбатрос завис на хвосте, и узкий луч прожектора, установленного перед втулкой винта, прочертил темноту, нащупывая крыло. Войцех снова рванулся вверх, прячась в набежавшем облаке. Потерявший его гунн повернул к аэродрому, в надежде заманить противника под огонь зенитной батареи. Но Ньюпор уже вынырнул из белесого тумана, и зажигательные пули, предназначенные для аэростата, яркими пчелами прочертили ночь…
* * *
… пылающую пожаром под крыльями Фоккера. Герника, стертая с карты Басконии три дня назад бомбардировщиками легиона «Кондор», медленно догорала, камни крошились и плавились, обугленные трупы так и остались лежать среди руин.
Из серебристого облака показались три черные тени, темнее ночного неба, направляющиеся к Бильбао, столице Страны Басков. Дорнье летели низко и неторопливо, полночные стервятники, несущие смертельный груз к осажденному городу. Войцех прибавил скорость, догоняя бомбардировщики, и первая же очередь четырех Виккерсов пришлась в бензобак летящего посередине Дорнье. Самолет вспыхнул огненной бабочкой, закружился, рассыпался фейерверком сияющих алых звезд.
Двое других рванулись в стороны, уходя от ночного охотника. Пулеметчики, наконец, проснулись, и Фоккер едва не попал в перекрестье трассирующих пуль, но вовремя ушел в правый вираж. Войцех пошел в пике, набирая скорость, сделал боевой разворот навстречу врагу, но в последний момент передумал.
«Заходи со стороны солнца». Иммельман вывел его на параллельный курс, выше ослепленных ночью Дорнье, и Фоккер хищной птицей ринулся вниз, оставляя за спиной Солнце Бессонных. Виккерсы прошили кабину, стекло разлетелось лунными брызгами, и Дорнье ушел в штопор, когда летчик ткнулся лицом в панель управления. Войцех довольно улыбнулся, и вышел в боевой разворот. Трое за один вылет — хороший счет…
* * *
… но в сентябрьском небе Дорнье тучей воронья, а боезапас не израсходован и наполовину. Звено развернулось над морем, Харрикейны один за другим устремились ввысь, в заоблачную голубизну.
— Бандиты на двенадцать часов! Как слышите? Повторите! Бандиты на двенадцать часов!
— Войтусь, что он сказал?
— Лети прямо, не сворачивай. Как завидишь гунна — стреляй.
— Прекратите щебетать по-польски в эфире! Бандиты на двенадцать часов, повторите приказ!
— Войтусь, он нас учит летать?
— Похоже.
Харрикейны дружно спикировали, влетая в золотую сетку трассирующих пуль. Слева их нагнала эскадрилья Спитфайеров, один за другим уводя Мессершмитты прикрытия в бои на виражах. Шемет стиснул зубы, но с курса не свернул. Их цель — закрыть небо, заслонить Лондон стальными крыльями, спасти и уберечь.
Прямо и вперед, что может быть проще? Не летай по прямой… Нет, сегодня этот совет не пригодится. Подлетай ближе, бей точнее. Вот это — в самый раз.
Войцех нажал гашетку в тот миг, когда стеклянная кабина Дорнье заслонила небо почти целиком, четыре двадцатимиллиметровые пушки Испано-Суиза ударили бомбардировщику в лоб, и Шемет чуть не в последнюю секунду разошелся с горящим самолетом на встречном курсе, заложив крутой вираж.
Харрикейн тряхнуло. Мессершмитт завис на хвосте, очередь задела крыло, и Войцех с чистой совестью начал набирать высоту. Самолет у врага был, несомненно, получше. Но исход боя зависит от пилота…
* * *
… даже если все, что ему предстоит сделать сегодня, это кружить и кружить над рыжими и зелеными квадратами земли, создавая «превосходство в воздухе» одним своим присутствием.
Диспетчеры аэродрома в Лусаке оказались на удивление разумными ребятами, ни один МИГ ВВС Замбии так и не поднялся в воздух. Бомбардировщики уже вышли на позицию. С высоты Канберры казались игрушечными, а лагерь террористов — кучкой детских кубиков. Первый же взрыв разрушил иллюзию, крохотные фигурки, мечущиеся между горящих обломков зданий, даже отсюда выглядели вполне живыми людьми. Если можно считать людьми тех, кто взрывает супермаркеты, нападает по ночам на мирные деревни и фермы, сбивает гражданские самолеты, расстреливая на земле выживших пассажиров.
Войцех вгляделся пристальнее, и происходящее стало ближе и ярче. Ребята справлялись прекрасно. Тех, кого не настигла кара с небес, добивали наземные части — из буша показались Скауты Селуса и отряд Легкой пехоты. Войцех отстраненно наблюдал, как бойцы методично зачищают территорию.
Движение на дороге, ведущей к лагерю, привлекло внимание Шемета. Танк Т-54 неторопливо полз вперед, сопровождаемый парой бронетранспортеров.
— Охуительно прекрасно! — Войцех стиснул зубы и на свой страх и риск нарушил режим радиомолчания. — Зеленый лидер, я — Охотник-три. Вижу танк. Прошу разрешения на снижение.
— Охотник-три, снижение разрешаю, — голос в шлемофоне звучал уверено и спокойно, — разнеси его ко всем чертям, парень.
Хокер Хантер ястребом заскользил вниз, ракеты SNEB рванулись из-под крыльев стремительными гадюками, и танк, на мгновение скрывшийся в огненном облаке, остановился в клубах дыма. Экипаж, едва различимый сквозь густую черную завесу, полез наружу, но Скауты Селуса, выскочившие из ближайших зарослей акации завершили за Войцеха начатое.
Оставались еще БТР, и Шемет, наводя пушки, пошел на второй заход…
* * *
… сбрасывая скорость и кренясь на левое крыло. Фалькон заскользил по спирали, закружился, входя в штопор. Войцех медленно отклонил рули направления, останавливая вращение, отвел ручку управления от себя. Самолет выровнялся, и Шемет снова начал набирать высоту.
— Хорошо запомнил? Повторить сможешь?
Паренек, сидящий в задней кабине учебного F-16, наверное, кивнул, потому что ответа Войцех не дождался.
— Курсант Новицкий, вопрос понятен? — строгим официальным тоном спросил Войцех. И уже мягче добавил. — Повторять или не надо?
— Вопрос не надо, — смущенно ответил курсант, — а вот штопор… Можно и повторить, пан поручник.
— В другой раз, — вздохнул Войцех, — время вышло, к обеду опоздаем. Есть хочешь?
— Как волк, — признался Новицкий, — я от волнения всегда есть хочу.
Он засопел в шлемофон, явно собираясь с духом.
— Можно вопрос, можно, — усмехнулся Войцех, — не робей, курсант.
— У пана поручника, фамилия, вроде, польская. А служит пан в американской армии. Нет, это хорошо, что они нам инструктора, который по-польски говорит, прислали. Но почему там, а не дома? Пан поручник ведь поляк?
— Я - литвин, — привычно ответил Войцех, — и, наверное, уже американец. А небо, курсант, оно одно на всех.
* * *
Мак-Грегор тронул его за плечо, и Шемет подскочил, как ошпаренный. Сон стремительно таял, названия и имена, которые казались такими понятными и знакомыми, улетучивались из памяти быстрее ночного тумана под ярким июньским солнцем.
— Сержант? — Войцех с беспокойством оглядел спутника. — Ты как?
— Неплохо. — Мак-Грегор потянулся, поскреб в затылке. — Приснится же такое. Дом,
