И они шли сквозь Ад, сквозь жар и ядовитый туман, сквозь страдания проклятых душ. На это раз их не сопровождала стража. Сайленс подумал, не знак ли это доверия, или просто у Лайонстон не хватает охранников. Но это было неважно. Они были здесь, возвращенные из немилости, и честь команды и корабля была восстановлена. Сайленс надеялся было использовать это обстоятельство, чтобы осторожно урезонить Лайонстон, но, увидев нынешнее воплощение двора, был не уверен, что это вообще возможно. Двор был продолжением сознания императрицы, и оба они превратились в Ад.
Наконец они подошли к Железному Престолу. Струи пламени, странно беззвучного, били высоко вверх, как огненные фонтаны, отбрасывая багровые сатанинские тени на Лайонстон и ее Трон. Девы сгрудились в кучу у ее ног, настороженно ворча, сжимая кулаки со стальными когтями, глядя на вновь пришедших голодным взглядом искусственных глаз. Пылающие ангелы стояли молча с мечами наготове. Лайонстон полагалось иметь уверенный и надежный вид, но это у нее не получалось. Она сидела, наклонившись вперед, на краю сиденья, угрюмо глядя на плавающие перед ней в воздухе экраны, изучая донесения по каналам, еще находящимся под контролем Империи, беспомощно глядя, как эта Империя разваливается. Сайленс, Фрост и Стелмах остановились у Железного Престола, низко поклонились, и она лишь махнула им в ответ рукой. Когда же она наконец решила повернуться и посмотреть на них, глаза ее вылезали их орбит, а улыбка странно застыла, будто она вообще забыла, как это – улыбаться.
– Итак, вы здесь. Мой капитан, мой инвестигатор, мой офицер безопасности. Присягавшие мне на жизнь и на смерть. Предатели!
– Нет, Ваше Величество, – быстро ответил Сайленс. – Мы верны вам и всегда были верны.
– Тогда почему вы держите от меня секреты? Как вы посмели пытаться скрыть от меня, во что вы превратились? Почему не сказали мне о мощи, которую обрели в Мире Вольфлингов?
Сайленс и Фрост переглянулись и посмотрели на Стелмаха, а тот покачал головой. Он не сказал. Сайленс снова перевел взгляд на Лайонстон и сумел сохранить спокойный и ровный голос:
– Мы очень долго не понимали, что с нами происходит. Похоже, что времени, пусть и очень недолгого, которое мы провели в Безумном Лабиринте, хватило на то, чтобы изменить нас до такой степени, что мы еще полностью не поняли, до какой. Мы служили Вашему Величеству верой и правдой, пытаясь взять под контроль наши новые... способности.
– А ты, офицер безопасности? – спросила Лайонстон. – Я дала тебе конкретный приказ следить за этими двумя и докладывать все, что увидишь!
– Я старался выполнять свой долг наилучшим образом, как я его понимал, – отвечал Стелмах. Лицо у него смертельно побледнело и руки тряслись, но взгляд его был тверд и голос не дрожал. – Это было не простое дело. В ситуации были... неоднозначные моменты.
– Слова! – воскликнула Лайонстон, откидываясь на троне. Ее холодные глаза сверлили всех троих по очереди. – Ничего, кроме пустых слов. Сейчас не время для таких уверток, и я их не приму. Варвары колотятся в ворота Империи. Мне нужно оружие, чтобы сдержать их у ворот, пока я обдумываю, как исправить положение. И этим оружием будете вы. Расскажите мне о вашей силе. Расскажите все – или умрете у моих ног.
Всего на миг у Сайленса мелькнула мысль бросить ей вызов. На самом деле у нее уже не было над ними реальной власти. Все ее вооруженные охранники не могли бы заставить его или Фрост сделать самого простейшего фокуса против их желания. Но миг прошел, и Сайленс знал, что он пройдет. Она была его императрицей. Он и Фрост держали свою силу втайне из простейшего страха окончить свои дни в качестве лабораторных крыс. Может быть, даже подлежащих вивисекции. Но время этой слабости прошло. Сайленс мог понять, когда судьба стучится к нему в дверь. И он рассказал императрице настолько ясно, насколько мог, о странных силах, способностях и наитиях, которые он и Фрост проявляли после пребывания на затерянной планете Хэйден, известной также как Мир Вольфлингов.
Это заняло довольно много времени, потому что Лайонстон постоянно перебивала, требуя от него подробностей и объяснений, которые он не всегда мог найти. Пока он говорил, еще несколько фигур появились при дворе, грудью прокладывая себе путь в серном тумане. Первым был Валентин Вольф, денди в черном и с длинным белым лицом. Он остановился на почтительном расстоянии, вполне довольный тем, что может смотреть и слушать, пока Сайленс говорит. Алый рот его был растянут в обычной его улыбке, и густо подведенные глаза лихорадочно горели от действия десятка наркотиков, гуляющих у него по жилам. Валентин не привык проигрывать, и последние неудачи его ошеломили. В ответ он решил усилить собственные клубящиеся мысли действием стимуляторов, чтобы заставить свой ум найти решение всех проблем. В результате получилась химическая патовая ситуация, когда мысли сталкивались, отменяя одна другую. И вот он явился ко двору – не только ради личной безопасности, но потому, что именно здесь принимались все настоящие решения Империи. Валентин был уверен: что бы тут ни случилось, он сможет обернуть это к своей выгоде. Так бывало всегда.
Он было надеялся, что сможет напомнить Подполью о своих прошлых заслугах, но довольно быстро узнал, что его голова обещана Финли Кэмпбеллу в награду за оказанные Кэмпбеллом услуги. Никому нельзя верить. Но все же это не было полным поражением. Финли может еще погибнуть в ходе Восстания – если ему слегка помочь, а потом Валентин снова сможет выторговать себе милость Подполья. Или, если все повернется по-другому и Лайонстон каким-то чудом одержит победу или, что чуть более вероятно, заключит с повстанцами компромисс, ей будет нужен человек, чтобы говорить с Подпольем от ее имени. Кто-то с хорошими связями. И кто может быть лучше, чем имеющий колоссальный опыт Валентин Вольф?
Он тихо смеялся, чувствуя себя в Аду, как дома, и терпеливо стоял у подножия Железного Престола, подмигивая рычащим девам. Тело его дергалось и кипело энергией, мысли бежали во все стороны со скоростью мили в секунду. Он стоял тихо и молчал. Пусть говорят другие, он будет слушать. Он найдет путь к собственной пользе. Всегда находил. И пусть тогда его враги остерегутся.
Вторая появившаяся фигура – это был, конечно, великий лорд Драм, консорт и Душегуб. Только сейчас он был довольно сильно потрепан. Одежда на нем была разорвана и обожжена, и кровью заляпана, причем не только чужой. Ход схватки с мятежниками, одерживавшими победу за победой, загнал его под землю. Когда остановились боевые машины и проявилась Матер Мунди, Драм понял, что дело его безнадежно. Он бросил своих людей, переоделся и вернулся ко двору инкогнито. И ощущал скорее гнев, чем вину. Лайонстон требовала от него такого, что мог бы сделать только настоящий Драм с его опытом. А он был просто наспех созданным клоном, пытающимся учиться на ходу и оставаться в живых, когда вокруг него гибли люди. Не его вина, что он не знает, как драться против подавляющего превосходства противника, и нового оружия, и эсперов с силой богов. Даже настоящий Драм никогда не выходил на битву с вездесущей Матер Мунди. И вот он удрал и пришел домой к Лайонстон, как ребенок, побитый в школе хулиганами, и надеясь, что его не побьют опять за поражение.
