– Это тебе за Аурика!
Джулиан рванулся в командный центр, и повстанцы хлынули за ним, прославляя того, кто победил непобедимого Железного Гладиатора. Тоби и Флинн бежали за ними. Никто не заметил, как Евангелина и Финли склонились возле поверженного. Финли подождал, пока последние из повстанцев не скрылись в коридоре, и снял с умирающего шлем, открыв лицо Георга Мак-Кракена, первого Железного Гладиатора. Человека, который научил Финли всему, что тот умел, и позволил ему заменить себя на Арене. Георг попытался улыбнуться Финли и Евангелине, но зубы его плавали в его собственной крови.
– Теперь мы никогда не узнаем... мог ли ты победить меня, Финли. Мне не следовало ожидать честной борьбы от эспера.
– Я убил его брата, – сказал Финли. – Прости меня, Георг. Я не хотел... Зачем ты вернулся на Арену? Я думал, ты ушел на покой.
– Кто-то должен был быть Железным Гладиатором, когда ты оставил Арену, и не было никого, кто мог бы занять твое место. – Георг проглотил сгусток крови, и его голос стал чуть яснее. – И я хотел убедиться, что еще гожусь на это. Снова быть лучшим. Я отлично выступал, пока не началась эта бессмыслица и императрица лично позвала меня и поставила защищать командный центр. – Он закашлялся, и кровь плеснула у него изо рта на подбородок. – Черт, Финли, я серьезно ранен. Этот эсперский гад меня в буквальном смысле слова скрутил. – Он снова попытался улыбнуться, и из углов рта потекла кровь. – Значит, ты стал мятежником, Финли. Я удивился, когда услышал. Никогда не разбирался в политике. Это не для меня. Меня вполне устраивала Империя. Но не могу сказать, будто мне жаль, что все кончилось. Вряд ли есть место, где были бы рады такому, как я. Лучше уйти с достоинством.
Он замолчал, будто обдумывая, что еще сказать. Финли ждал и лишь через минуту понял, что Георг Мак-Кракен мертв. Он закрыл Георгу глаза и встал. Евангелина, стоя рядом с ним, положила ему руку на плечо. Он не заметил. Он все еще смотрел на мертвого.
– Джулиан не должен знать, – сказал он наконец. – Пусть думает, что убил убийцу своего брата. Так будет проще.
– Пока – да, – возразила Евангелина. – Но что будет, если он узнает правду? Что убийца его брата – ты, а он убил невиновного?
– Нет в мире невиновных, – ответил Финли. – И что для таких, как мы, еще одна тайна?
Он направился в глубь командного центра, ориентируясь на звуки битвы и вопли умирающих, не оглядываясь посмотреть, идет ли за ним Евангелина.
По всей планете Голгофа, в деревнях, городах и космопортах мятежники неостановимо шли вперед, тесня Имперские Силы на всех фронтах. Боевые машины, козырная карта Империи, стояли мертвыми пустыми металлическими коробками без аппаратуры, которая могла ими управлять. Имперские войска смотрели в лицо поражению и реагировали единственным известным им способом. Они открыли огонь из самого мощного оружия, которое у них было, и стреляли во все, что движется. Лучи косили мирное население вместе с мятежниками, и улицы захлебывались в крови. Войска захватывали в заложники толпы женщин и детей, использовали их как живой щит и угрожали расстреливать десятками, если мятежники не отступят. Они взрывали дома, больницы и электростанции, чтобы не дать мятежникам их захватить. Для защиты городов они уничтожали эти города вместе с населением. Такая жестокость и бойня ожидались и даже были теоретически допустимы, но на практике они поразили повстанцев до глубины души, даже после того, что они видели на Виримонде. По всей планете наступление мятежников замедлялось и останавливалось, встретившись со злом такого масштаба, против которого их простая тактика была бессильна. За победу повстанцы готовы были отдать свои жизни, но не могли заставить себя принять на себя ответственность за истребление мирного населения. Они колебались в растерянности, и снова все зависло в неустойчивом равновесии.
И тогда снова по всей планете проявила себя Матер Мунди. Мать Всего Сущего, сверхэспер, вошла одновременно в умы всех эсперов, сотен и тысяч их, и они преобразовались в существо нового порядка. Связанные в единый огромный разум, они действовали как единое целое, и пси-бури прокатились по всей Голгофе, сметая Имперские Войска и не трогая повстанцев и мирных жителей. Полтейгестеры и пирокинетики уничтожали здания и убежища Имперских Сил, поджигали казармы и разносили по камешку баррикады неостановимыми аватарами разрушения. Наведенные эсперами кошмары проносились хаосом по беспомощным умам, и сотни солдат вырывали себе глаза, чтобы не видеть того, что им показывали. Они расстреливали своих товарищей и направляли оружие против себя самих.
Эта огромная волна начисто смела все сопротивление силам повстанцев. И посмотрела Матер Мунди на дело рук своих, и увидела она, что это хорошо, и ушла из тысяч эсперских разумов. Силы повстанцев убрали разгром, который она после себя оставила, и взяли власть в городах и селах, жители которых приветствовали в них своих спасителей. Война на поверхности закончилась.
Но Матер Мунди еще не закончила работу. Проявившись через старого друга – Безумную Дженни, – Матер Мунди нашла еще две полезные души и телепортировала всех трех туда, где они могли принести более всего пользы. Они исчезли без звука, только хлопнул воздух, заполняя место, где они только что были, и в общем хаосе их исчезновения не заметил никто. Удовлетворенная тем, что сделала все что нужно, Матер Мунди замкнулась в себе до той поры, пока она не понадобится снова.
При дворе Лайонстон Ад укоренился и расцвел темным ядовитым цветом. Пламя было повсюду, и золотые с алым его языки были порой единственной иллюминацией в спускавшейся тьме. В воздухе было не продохнуть от вони серы, пролитой крови и вареного человеческого мяса. Пойманные повстанцы были насажены на колья или брошены в путаницу металлических колючек, которые медленно рвали их на куски. Трупы мертвых советников болтались на цепях. Вороны рвали им лица, выклевывали глаза и бранились визгливыми человеческими голосами. Опасно стало подвести императрицу в любой мелочи. Кроваво-красные ангелы с пылающими крылами стояли рядами перед Железным Престолом с мономолекулярными мечами в руках. Нечестное оружие, но Лайонстон была уже выше таких тонкостей.
Капитан Сайленс, инвестигатор Фрост и офицер безопасности Стелмах осторожно пробирались между багрово горящими туманами Ада, уходя от клубов дыма желтой серы, которые вырывались из пылающих угольных ям. Они держались поближе друг к другу, стараясь не слишком глядеть по сторонам и направляясь к подсвеченному трону Лайонстон как можно более прямым путем. То и дело у них под сапогами хрустели мелкие косточки. Вроде бы от птиц или зверей. А может быть, от маленьких детей. На некоторых еще держались клочки кожи и мяса. Иногда им вслед кричали люди, висящие на цепях или распятые на деревьях из ножей, умоляя о помощи, смерти или хотя бы глотке воды. Сайленс и Фрост смотрели прямо перед собой и не отвечали. Они знали, что ничего сделать не могут. И ничего им сделать не позволено. Стелмах тихо плакал, глотая слезы.
Их вызвали на Голгофу и в Императорский Дворец по личному приказу императрицы и по аварийным кодам, которые использовались лишь в случае, когда опасность грозила самому Престолу. И они явились, невзирая на битву и мятеж, не обращая внимания на крики осажденных имперских сил, гонимые срочностью вызова. Они еще не знали, что война на поверхности проиграна, но это бы их не удивило. Они видели прямую трансляцию с Виримонда, и даже инвестигатора она потрясла. Сайленс тогда сказал, что такие приказы могла отдать только сумасшедшая, и ни Фрост, ни Стелмах ему не возразили. Они по дороге на Голгофу говорили о Восстании, но их собственная верность не ставилась под вопрос, несмотря на все, что произошло. Они присягали Железному Престолу и своей императрице, а человек не должен предавать свою честь только потому, что обстоятельства сложились неудачно. Иногда, когда обстоятельства складываются неудачно, только и остается, что честь.
