— Я тоже всегда так думала, Алька, что времени у нас у всех много… А оно укатилось, сынок, неизвестно куда, и, как говорится, дай-то Бог, успеть бы в самом деле попрощаться…
— Какие-то у тебя, ма, мрачные нынче мысли… О Боге, о вечности, эк куда нас заносит!
— Но, прожив свою жизнь до конца, сын, я поняла, что всю жизнь жалела и любила не того… Поздно. Пришла вот и нам пора прощаться…
— Не понял, ма! — нахмурился Олег. — Какое прощанье? Ну-ка посмотри на меня!
Машина влетела на мост через Химкинское водохранилище. Дома справа и слева кончились, впереди — только фермы моста и перила ограждения.
— Гляди! — повернула Шура совершенно спокойное лицо к сыну и резко крутанула руль вправо.
«Волга», взвизгнув, подпрыгнула на бортике, вышибла напрочь в далекую сверху воду обломки металлического ограждения и на миг замерла. Олег с разбитой о переднее стекло головой уткнулся в крышку бардачка…
Есть такое действие: контрольный выстрел. Им постоянно пользуются наемные убийцы, чтобы быть полностью уверенными, что заказ выполнен в соответствии с договором…
— Прости, сын, — тихо сказала сама себе Александра Ивановна Романова, генерал-майор милиции, — я вынуждена…
И она плавно, как в тире, вдавила педаль газа. «Волга», стремительно взревев мотором, ринулась в бездну.
СУББОТА, 21 октября
И снова ранним утром позвонил Костя, но ничего нового сообщить не собирался: все уже и так все знали.
— Я вижу, друг, учитель и бывший шеф, что у тебя бессонница стала нормой.
— Можно подумать, что ты беззаботно храпел всю ночь…
— Не храпел… Тоже не спал, но ведь от этого не легче, Костя? Мои приезжают, не хотят больше жить одни… Просто не знаю, что делать.
— Придумаем. Грязнов спит? Или уже бдит в своей конторе?
— Побойся Бога, Костя, сегодня ж суббота — всеобщий выходной. Я впервые отдыхаю в субботу, это ж такое счастье.
— Хватит отдыхать, скажи Грязнову, что я сейчас заеду, пусть заводит свою… «ауди», да?
— Это зачем?
— Приеду — скажу.
Грязнов был смурной после вчерашнего происшествия. Они с Турецким, уже не сдерживая себя, основательно надрались и ни о чем не говорили.
— Чего надо? — хмуро спросил он.
— Не знаю, какие-то Костины фантазии.
— А-а-а…
В руках у Меркулова были четыре пышные белые хризантемы. Сели без слов в машину Славы и поехали. Словно повторили последний путь их славной подруги…
Перед мостом Слава остановил машину, съехал на обочину, и на сам мост пошли пешком. Добрались до того места, где была вырвана из ограждения внушительная часть, а сейчас прогал временно затянули проволокой. Костя помолчал и положил рядом с ограждением свои хризантемы. Достал из кармана плоскую фляжку с коньяком, сорвал и бросил в воду золотистую пробку и, закинув голову, сделал глоток. Передал Грязнову. Славка отпил немного и протянул Турецкому. Саша просто вылил все оставшееся в горло и сунул фляжку в карман кожаной куртки.
Мимо бесконечным потоком двигались машины. Некоторые, увидев разрыв в ограждении, троих мужчин и хризантемы на бетоне, притормаживали, а один водитель даже дал протяжный гудок.
Костя кивал, словно китайский болванчик.
А может, она просто не справилась с управлением? — предположил Турецкий. — Может, занесло, вон грязь-то, ошиблась маленько, а тут и… — Он не закончил.
— Мать-начальница никогда не ошибалась, — сказал Грязнов. — Она подолгу сомневалась, базарила, гоняла всех кого можно, но… не ошибалась.
— Пойдемте, ребята, — сказал Меркулов, — ведь Шурочки больше с нами нет… А нам опять предстоит думать о будущем…
Эпилог
В этом году середина ноября в Сочи выдалась теплой и солнечной. Некоторые друзья и коллеги Меркулова по-своему отреагировали на его уход из Генеральной прокуратуры. Словно сговорившись, они заставили его отложить на короткое время оформление пенсионных документов и, может, впервые за долгие годы отбыть в сопровождении жены на курорт.
Все будто в лучшие времена, думал Костя, расхаживая без всякой цели по двухкомнатному люксу и слушая, как сухо скребутся о балюстраду балкона жесткие листья веерной пальмы. Но сколько он ни размышлял, все никак не мог припомнить, чтобы когда-нибудь у него уже было нечто подобное. Вот тебе и лучшие времена… Все — на бегу, в спешке. Но в кино — было, это точно…
Первые несколько дней Костя занимался самыми простыми вещами: ел, отсыпался и молча бродил вместе с Лелей по набережной, вдоль пустых сочинских пляжей. Слепящее солнце и пронзительный ветер делали свое дело — они очищали голову. Кабы еще не эти огорченные крики чаек, которые возвращали в недавнее…
Гибель Шурочки, а затем ее похороны отложились в памяти сплошной черной полосой и представлялись поразительной нелепицей: эти два гроба, обилие постороннего народа, непонятно кому адресованные слова прощания… Других же событий просто не было и, по мнению Меркулова, не могло быть. Как-то совершенно спокойно, то есть даже без малейшей доли злорадства, воспринял Константин Дмитриевич весть об отстранении от дел в связи с уходом на пенсию по выслуге лет исполняющего обязанности генерального прокурора, а затем — утверждение в Совете Федерации нового, и, слава Богу, без всяких и. о. Этого нового Меркулов, разумеется, знал, хотя он был больше ученый, нежели практик Однако все перемещения и назначения воспринимались как-то отстраненно, без эмоций.
Но одну акцию все же решился предпринять Меркулов, хотя не был уверен, что у него что-нибудь из этого получится. Он вытребовал к себе на целый день Турецкого и заставил новоиспеченного журналиста подробно изложить на бумаге существо дела, которое успел расследовать Кирилл Романов. В сжатом виде информация заняла около трех машинописных страниц. Это было много, знал по опыту Меркулов и взял в руки карандаш. После его тактичного вмешательства изложение, ничего не потеряв в своей сущности, занимало полторы страницы. Оставалось лишь придать письму благопристойный вид и найти возможность вручить его лично Президенту. А для этого последнего акта следовало пошарить в памяти.
Меркулову были известны многие из президентского окружения, но после стремительного и незаконного освобождения Романова Константин Дмитриевич не решался доверять им полностью. Естественно, люди могли чего-то не знать, их сознательно вводили в заблуждение, подавая информацию в специально разработанной упаковке, но ведь от этого общее решение сути своей не меняло. И уж никак нельзя было знать наверняка, имелись ли их имена, псевдонимы и шифры банковских счетов в той сумке, что сгорела при взрыве «мерседеса».
Константин Дмитриевич совсем было отчаялся, когда сам по себе сработал «загашник».
Зазвонила междугородка, и приятный женский голос сообщил, что на проводе Казань, и попросил у Меркулова разрешения соединить его с Хайдером Мухаммедовичем.