из домодедовских друзей-одноклассников, затем в нее вливались студенты университета, не вытесняя прежних друзей, а теперь год за годом прибавлялись коллеги Паши по юридической фирме, партнеры из аудиторской компании плюс, понятное дело, девушки и жены друзей, бойфренды и мужья приглашенных подруг.
Родительская дача не увеличилась в размерах, но теснота никого не смущала. Приятно хоть раз в год оказаться в кругу знакомых, симпатичных лиц, наблюдать перемены, посудачить о новостях и познакомиться с новыми друзьями Паши.
Тагерт был первым университетским преподавателем, введенным в школьно-студенческую компанию. Большинство приглашенных знали латиниста и каждый год приветствовали его, а вместе с ним память о радостном студенчестве, первом курсе, а теперь и о предыдущих праздниках.
Кроме друзей в Хохрякове собиралась вся Пашина семья: родители, младший брат Петюня, дед, двоюродные сестры с мужьями. Домашние, за вычетом деда, большую часть праздника хлопотали, готовя и разнося еду, колдуя над мангалами, размещая вновь прибывших, словом, заботились об удобстве гостей.
С утра вокруг Домодедово громыхая ходили грозы, то и дело принимался хлестать ливень, но после обеда выглянуло солнце, жарко оглядывая мокрые травы и деревья. В этом году к июльскому празднику впервые присоединились совсем юные студенты, которым виновник торжества приходился преподавателем. Окончив аспирантуру и защитив кандидатскую, Павел Королюк остался на кафедре и уже несколько лет вел семинары у второкурсников. Самых способных и симпатичных он приглашал на стажировку в юридическую фирму, где работал сам, и вот теперь проявлял высшую степень расположения, включив новичков в число своих июльских гостей. Тагерт знал этих ребят: все они отучились и у него. Таким образом, на праздник в Хохряково съехались два поколения учеников, одни из которых нынче сделались преподавателями для других. Обводя улыбающимися глазами гостей, Сергей Генрихович чувствовал себя древним патриархом.
Еще одной приятной новостью, нарушавшей незыблемые традиции хохряковских съездов, стало появление на празднике Юлии Королюк, молодой жены Павла. Свадьбу сыграли только что, на майские, и большинство хохряковских гостей уже познакомились с избранницей. Это была невысокая русоволосая девушка с теплыми карими глазами, казавшаяся неприметной до тех пор, пока ее что-нибудь не смешило – смеясь, Юля оживала и заметно хорошела. Супруга новорожденного работала в банке, и вскоре молодожены должны были въехать в новую квартиру на Зубовском бульваре, сообща подаренную Паше и Юле родителями.
В Хохряково Тагерт приехал без Лии. Во-первых, у нее свои дачные планы, во-вторых, хохряковские ритуалы и компания, кажется, совершенно не из Лииной жизни. Но главное, Тагерт не спешил знакомить ее с Королюком. Почему – он и сам толком не мог объяснить.
•
День рождения праздновался по раз навсегда утвержденному сценарию: съезд гостей, закуски в беседке, футбол, купание, большой обед, костер с песнями. После костра часть гостей разъезжается, остальные ночуют в доме и догуливают на следующий день. Накануне приглашенных просили брать с собой спальники и подушки, и многих сам этот призыв побуждал уезжать в первый день.
К четырем часам беседка была набита битком, части гостей пришлось рассаживаться снаружи. Общая болтовня то и дело разделялась на костерки отдельных разговоров, готовых в любой момент воссоединиться.
– Что за велосипед такой, вместо седла огрызок?
– А тебе мягкое кресло подавай – по горам прыгать со всеми удобствами.
– Оль, говорят, ты на парашюты подсела.
– Катя, не подсела, а подвисла.
– Ха-ха-ха.
– Сергей Генрихович, подложить салатику? Что-то плохо как едите.
– Профессора называть «игемон».
– Игги Поп!
– Латинисты питаются нектаром и амброзией!
– Молоком волчицы!
Тагерту было непривычно находиться так близко к людям, от которых большую часть времени его отделяла субординация. Но приглашение к равенству он принимал весело и одобрительно. В беседке, в доме, на поляне, мокрой от недавнего дождя, теснясь цвели дружбы – давние, новые, будущие.
Начался футбол. Гости разделились на команды, кое-кто переоделся в заранее привезенную спортивную амуницию. А Володя Шляпников в эффектной желтой майке, черных гетрах и кроссовках на поле не вышел: только-только снял гипс, но болеть за своих собирался серьезно.
Как обычно, играли бестолково, почти комично. Большинство игроков только раз в году и выходили на поле, как раз на Пашин день рождения. Серьезнее всех к игре относился сам Павел, его брат Петюня, их старые домодедовские друзья, постоянно практиковавшиеся в теплое время года. Они горячились, делали едкие замечания партнерам по команде и страстно спорили, было ли положение вне игры.
Болельщики, устроившись на краю поля, частью следили за игрой, частью перешучивались и просто болтали. Только когда мяч влетал в ворота, намеченные деревянными чурками, дружно кричали «гол!», не всегда разбирая, чья команда выигрывает. То и дело невысоко проплывали взлетающие и идущие на посадку самолеты, затем с некоторым опозданием падал наземь облегченный расстоянием грохот двигателей. Через полчаса Тагерту стало скучно наблюдать за игрой, и он рассеянно побрел по саду. Красная смородина была увешана кистями ликующих полнокровием прозрачных ягод, тянулись аккуратные грядки с зеленью, морковью, кабачками, клубникой, гороховая делянка напоминала растрепанный штормами корабль с покосившимися мачтами.
На скамейке у дома сидел старик, дед Павла. Паша часто рассказывал о дедовских чудачествах, и, глядя на старика, Тагерт невольно улыбался.
– Простите, Максим Федорович, навели мы тут переполох.
Дед посмотрел на Тагерта без улыбки и сказал:
– Вы, извиняюсь, с работы или из института?
Услышав ответ Тагерта, старик помолчал.
– Ну а как вы оцениваете Павла? Как он там справляется с обязанностями?
Справляется, отвечал Сергей Генрихович. На кафедре о нем хорошего мнения, со студентами строг, науку не забывает. Максим Федорович проворчал:
– Мальки икру плавать учат.
Тагерт почувствовал, что по шее мазнуло водой. Еще капля, еще. Мгновенно, ни с того ни с сего зачастил, захлопотал новый дождь.
– Дедушка! Сергей Генрихович! Домой заходите! Бегом!
На крыльце, накрывшись полиэтиленовым плащом, стояла Виолетта Васильевна, мать новорожденного Паши. Однако вместо того, чтобы заскочить в дом, Тагерт бросился к беседке. На бегу он мгновенно вымок до нитки: казалось, дождь хлестал со всех сторон. В беседке от непогоды укрылись еще пять человек, четверо – студенты-третьекурсники, успевшие прискакать с края поляны, где под холодным ливнем продолжалась почти невидимая игра.
К счастью, на скамейке нашлось несколько пледов. Вокруг шквально шумела вода, и близость дождя сообщала спасшимся в беседке чувство сладкой безнаказности и неуязвимости. Ливень обрушивался с такой мощью, что спрятавшимся собеседникам приходилось повышать голос. На столе оставалось немало еды, и, переговариваясь, гости то и дело закусывали. Казалось, ливень усиливает аппетит – не только к еде.
В какой-то момент разговор свернул на практику, которую третьекурсники проходили с конца июня. Двое из четырех попали в Якиманскую районную прокуратуру и теперь наперебой делились впечатлениями.
– Между прочим, Сергей Генрихович, там работает ваш бывший ученик, – возбужденно говорил Андрей Чадов, неунывающий паренек, который то и дело являлся в университет с гитарой, не только на гитарный клуб, – Станислав Шутаев, помните?
Тагерт кивнул, хотя имена запоминал плохо.
– В первый день так стремно было, жесть! –
