— Никто не знает тебя лучше, чем я, — спокойно произнесла мать. — Что с тобой происходит, девочка?
Нина отвернулась, пренебрежительно махнув рукой:
— Ничего не происходит. Просто нынче утром я впервые поняла, что у меня нет ни одного приличного платья. Ни одного с приспущенным корсажем, как сейчас модно, даже кринолина нет.
— Что это тебе вдруг в голову пришло? Ни у кого в нашей семье нет такой дорогой одежды, и у соседей тоже нет.
Нина горестно вздохнула:
— Хорошо, хорошо, я знаю. Ладно, мама, просто иногда так хочется выглядеть красиво, неужели ты не понимаешь?
— Напротив, очень даже понимаю, — улыбнулась Ана, подумав: «Ты и так выглядишь красиво. Так красиво, что отец уже волнуется. Ведь все парни в деревне свистят тебе вслед». Вслух она произнесла: — Тогда надень синее платье. Оно хотя немного и выцвело, но сидит на тебе хорошо. А что коротковато, тут уж ничего не поделаешь. Я уже всю подкладку выпустила.
— Конечно, мама, ты права.
Вид у Нины был довольно несчастный.
— Итак, — отец Томас строго, но благожелательно взглянул на своих учеников, — у нас сегодня гость, который сам когда-то сидел здесь на школьной скамье. Это кирургик, который много поездил по свету, ныне живет в замке на Британском острове, но, памятуя о своем детстве, по-прежнему называет себя Витусом из Камподиоса.
Все школьники с любопытством уставились на Витуса. Стараясь не привлекать к себе внимания, он пристроился в последнем ряду и теперь смущенно улыбался.
— Не отвлекайтесь на меня, — произнес он, прекрасно понимая, что его слова для них пустой звук. Он был для них чужаком и неизбежно попадал в центр внимания. Нина, единственная, кто знал его раньше, тоже рассматривала его с нескрываемым интересом. У нее были темные, почти черные глаза, обрамленные длинными шелковистыми ресницами.
Отец Томас продолжил:
— Сегодня я дам вам урок латыни, и, как в прошлый раз, мы поговорим о склонениях существительных.
По рядам пронесся тихий стон, но Томас не обратил на него ни малейшего внимания и приступил к занятию:
— Возьмем для начала слово schola, поскольку оно нам близко. Означает, как вам известно, «школа». Я хотел бы знать, как оно склоняется. Итак, назовите формы именительного, родительного, дательного и винительного падежей. Лонсо, пожалуйста.
Лонсо, бледный мальчик девяти лет, вскочил и затараторил:
— Schola, scholae, scholae, scholam.
— Верно. А творительный?
— Schola.
— А как обстоят дела с множественным числом?
— Scholae, scholarum, scholis, scholas, scholis.
— Хорошо. — Худощавый монах окинул взглядом ряды. — А теперь вспомним второе склонение на примере слова domus, то есть «дом».
С шумом вскочил другой ученик и отбарабанил:
— Domus, domi, domo, domum, domo.
— Правильно. А дальше?
— Domi, domorum, domis, domos, domis.
Томас выглядел довольным, хотя успехи школьников были не Бог весть как велики, ведь они бились над склонениями уже не одну неделю.
Он перешел к существительным среднего рода и также заставил просклонять несколько слов, затем, наконец, взялся за третье склонение, объяснив, что оно подразделяется на согласный, гласный и смешанный типы.
— Furor, agger, frater, — объяснял он, — оканчиваются в родительном падеже на is, то есть: furoris, aggeris, fratris и так далее. В дательном… Во множественном числе… Перейдем к смешанному типу…
Теперь даже самые прилежные заскучали и с нетерпением ждали конца урока.
Витус чувствовал себя не намного лучше. Неужели и ему в детстве была мучительна латынь? Он не мог припомнить, как не мог отвести взгляда от Нины. Конечно, она была еще почти ребенком, но выглядела в своем простом синем платье очень привлекательно, в этом он должен был себе признаться. Даже чрезвычайно привлекательно. Ее оливковая кожа и гладко зачесанные назад черные волосы прелестно контрастировали друг с другом. Волосы блестели, словно… он не сразу подыскал сравнение… да, словно покрытые лаком, а губы были сочного, ярко-красного цвета. Может, она их чем-то подкрасила? Нет, вряд ли. Орантес бы этого точно не позволил. Платье было не небесно-синего, как это водится в деревнях, а скорее цвета индиго, который чередовался с более светлыми оттенками.
Неожиданно издалека до него донесся голос отца Томаса:
— …нам наверняка сможет сказать кирургик.
— Что? Что, простите?
Томас с улыбкой пояснил:
— Речь шла о родительном падеже слова carmen. Никто его, похоже, не знает. Вот я и спросил тебя как своего бывшего ученика.
— Э-э… да, конечно. — Витус лихорадочно соображал. Carmen по латыни значит «песня», «стихотворение» или еще «стихотворная формула», только что толку от перевода! Как там, carminum или carminorum? — Ну, по-моему…
— Carminum! — воскликнула Нина, в последний момент вспомнившая правильный ответ.
— Правильно, дочь моя, хотя я тебя и не спрашивал.
— Простите, святой отец. — Нина стыдливо потупила глаза, прекрасно понимая, что учитель не сердится.
— Лучше извинись перед кирургиком, который наверняка собирался ответить — и ответил бы, если бы ты не опередила его.
— Да, святой отец. — Нина подняла взор и пристально посмотрела на Витуса. — Простите, кирургик.
Витус прохрипел что-то невразумительное, сам не разобрав, что именно.
— Повторим гласный тип, — невозмутимо продолжал отец Томас, словно инцидента и не было. — Как правило, эти существительные оканчиваются на ium в родительном падеже множественного числа, как например, turrium или marium… — Занятие шло своим чередом, вязкое и обволакивающее, словно клей.
Но все в жизни имеет свой конец, закончился и урок отца Томаса. Вздохнув с облегчением, ученики высыпали на улицу и постепенно разбрелись по домам. Витус также попрощался со своим старым учителем и вышел во внутренний двор. Время шло к полудню, и мартовское солнце излучало первое тепло. В воздухе пахло весной.
— Ты на меня очень рассердился?
Витус вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стояла Нина и лукаво улыбалась. Боже, до чего она была красива!
— Рассердился? — услышал он собственный голос. — На что?
— Что я тебя перебила.
— Ах вот что. Ну… — На миг мелькнула мысль, не оставить ли ее в неведении, но он все же решил сказать правду. — Ты не перебивала меня. Честно говоря, я не знал правильного ответа. Я никогда не мог запомнить эти заковыристые окончания родительного падежа. Вечно их путал. Скажем прямо, я был даже рад, что ты спасла меня от разоблачения.
