молчит, как писал Шевченко.
— Почему ты так редко говоришь по-украински?
— Не с кем, не то говорил бы чаще.
— Обучи меня.
— Обучить можно, для этого нужно время.
— Ты когда-то говорил, что почти все герои твоей книги имеют своих прототипов. Кто такая Анна Вулич?
Сергей Михайлович пошевелил в камине уголья, не торопясь поставил в угол железный стержень.
— Это целая история. История моей земли, моего края. Анна борется, как боролся и борется мой народ. Свою боль, свою тоску, свою мечту она выражает в песнях. Помнишь это место из книги? «Она родилась в самом сердце своего отечества, среди широких полей, где создавались, где складывались эти могучие, огненные мотивы, и пела их так, как только умеют петь дети степей». Это Таврия, низовье Днепра. Там, в диких степях, постоянно сверкали сабли, там пролегали пути беглецов из турецкой неволи. И только там могли родиться такие думы, песни. — Он умолк, еще плотнее сошлись его брови. — Анна Вулич, милая, это моя мать. Она не революционерка, не ходила в народ, никогда не была под арестом, но именно ей я обязан всем, что у меня есть хорошего.
— Я так хотела бы ее увидеть.
— И она, думаю, была бы рада повидать тебя.
— Осуществится ли это когда-нибудь?
Сергей промолчал. После паузы тихо проговорил:
— Иди спать, Фаничка, я еще немного посижу.
Дотлели угли. Простучал колесами состав утреннего пассажирского поезда, свозивший в город портовиков, фабричный люд, клерков и торговок, а Сергей не ложился, он еще мысленно был в кругу друзей, которым и сегодня и завтра идти в бой, на подвиги, может быть, на казнь.
XVII
Товарищество воскресных чтений приглашало в лекционную поездку по стране, главным образом на север, в Шотландию. Это было тем более кстати, что Эдуард Пиз уже несколько раз уговаривал его посетить Ньюкасл, познакомиться с жизнью горняков и, наконец, с его, Пиза, семьей. Недавно Эдуард женился, и теперь просьба как бы удвоилась.
Несмотря на занятость, Степняк согласился на поездку. Лекции готовы — это даже явится своеобразной апробацией перед Новым Светом, то есть Северо-Американскими Соединенными Штатами. Да и голова уже разбухла от сидения и писанины! Не удалось просто отдохнуть — воспользуется этой поездкой. Дорога, Шотландия с ее живописной, хотя и суровой, природой, встречи с людьми, выступления помогут, пожалуй, разрядить душевное напряжение.
Специально отпечатанная афиша-программа представляла его как знатока русской действительности, интересного лектора, автора известных книг. Читать он будет о положении в одной из наибольших империй Востока, о новых интенсивных сдвигах общественной мысли, о нигилизме и трактовке его в произведениях Ивана Тургенева...
Лекции прославленного, яростного царененавистника заинтересовали многих. «Знаете, люди уже сейчас говорят о предстоящих лекциях», — писал Пиз. А председатель либерального союза Ньюкасла, радикал и известный юрист Роберт Спенс Уотсон, узнав о визите Степняка, любезно предлагал свои услуги по приему дорогого гостя.
...Поезд мчит Степняка средней Великобританией, островом, ставшим ныне его надежной пристанью. Бирмингем, Ноттингем, Шеффилд, Лидс... Множество рек, речушек, каналов... Отроги Пеннинских гор, долины, рощи... Где-то слева Ирландское, справа (перед Ньюкаслом оно приближается) Северное моря... Вечер, ночь. Поезд мягко постукивает колесами, навлекает дремоту...
Что ведет его сюда, за тридевять земель, в край овцеводов, мореходов и горняков? Что побуждает их, этих людей, отличных и верой своей, и укладом жизни, что вынуждает их просить его об этом визите? Обычная тяга к общению, простое любопытство, стремление к познанию нового, неведомого?.. Или, может быть, что-то другое? Что же тогда? Среди людей уже идет молва. Его уже ждут, хотят видеть, слышать... Наверное же не от нечего делать. Есть сила, высшая сила! Сила единства, общности, содружества трудовых людей. Она не подвластна монархам, законам, не признает границ, она как воздух, как солнце — вездесуща. Внешне невидимая, неуловимая, но могучая, эта сила способна творить чудеса. Она поднимала на бой Гарибальди, поддерживала Шевченко и Чернышевского, звала на баррикады Парижа вместе с тысячами французов поляков, и русских, и украинцев, вкладывала ему, Сергею Кравчинскому, в руки оружие и посылала на Балканы, в Беневенто... Она, эта сила, давала вдохновение Марксу, водила еще совсем юной рукой Софьи Перовской, когда та писала свое предсмертное послание матери... Поехала в Россию по зову этой же силы и Лилли Буль... И он преодолевает сейчас сотни верст, чтобы поделиться с людьми духовными ценностями, самому почерпнуть их из жизни...
Гейдсхед — городок перед Ньюкаслом. Здесь проживал Роберт Спенс Уотсон, который вместе с Пизом вышел встречать Сергея Михайловича. Степняк сразу заметил их, высоких, статных, и, повременив, пока основная масса пассажиров прошла по перрону, направился к ним.
— А вот и наш гость! — воскликнул Эдуард Пиз, первым увидя Степняка.
— Рад видеть вас на нашей земле, мистер Степняк, — проговорил Уотсон, пожимая Сергею Михайловичу руку.
После дружеских приветствий Пиз взял саквояж из рук Степняка, и они медленно пошли к выходу.
На площади, у здания вокзала, ждал кабриолет.
— На Беншем Гроув, — сказал извозчику Уотсон и добавил, обращаясь к гостю: — Поедемте ко мне. Моя семья будет иметь огромное удовольствие видеть вас, принять у себя в доме и сделать все для вашего удобства.
— Сердечно благодарю, мистер Уотсон, — сказал Сергей Михайлович. — Я и не мечтал о такой встрече. Не стесню ли я вас?
— О нет, — улыбнулся Уотсон, — у нас места хватит.
— Я также с большой охотой предоставил бы вам свой дом, дорогой друг, — проговорил Пиз, — но не смею перечить просьбе господина Уотсона, он первый предложил свои услуги.
— Еще в письме, — добавил Уотсон. — Правда, господин Степняк?
— Правда, — подтвердил Сергей Михайлович. — Я весьма тронут вашим вниманием, господа, и действительно не знаю, кому принадлежит пальма первенства. Полагаюсь на ваше усмотрение.
— Считайте, что с этим вопросом покончено, — сказал Уотсон. — Надолго ли вы приехали, мистер Степняк?
— Представьте себе, на этот раз не предусмотрел. Неделю, две... месяц. Ведь мне предстоит выступить в Глазго, Эдинбурге, Абердине.
— О! — воскликнул Уотсон. — Смотрите, еще, чего доброго, в Гренландию угодите!
Был февраль, над городом, вырываясь из ледяных просторов Северного
