сыграть в отчуждении между ее мужем и сыновьями. Но ей никогда не пришлось корить себя за необходимость принять то, что нельзя изменить и с чем нельзя бороться.
Видя устремленный в никуда печальный взгляд Ричарда, Алиенора подавила вздох. Мужчины и женщины, похоже, живут в двух разных мирах – настолько по-разному смотрят они на вещи. Быть может, причина в том, что женщины с колыбели привыкают к ограничению своей свободы, отсутствию независимости? Даже королева обязана подчиняться мужу, и осмелившуюся восстать ждет скорое и суровое наказание. Безвластие – вот естественный удел большинства женщин. Зато для знатного мужчины, особенно такого, как ее сын, это состояние нестерпимо и позорно. Такую рану исцелить тяжелее, чем телесный недуг. Но она поклялась, что найдет способ, если только им удастся переиграть это чудовище на германском троне.
Лоншан возвратился только под вечер. Его сопровождали архиепископ Руанский, участвовавший во втором дне работы совета, а также архиепископ Кельнский. Именно последний взял слово.
– Дело сделано, – сообщил он с улыбкой. – Генрих согласился исполнять условия договора в Вормсе и…
То, что Адольф хотел сказать еще, утонуло в криках и смехе собравшихся в палатах людей. Ричард не смеялся, но когда он встал и подошел к вестникам, на губах его сияла улыбка.
– Спасибо тебе, – только и сказал он, потому как знал, что если есть человек, который позволил этому свершиться, то это Адольф фон Альтена.
Мысли Ричарда озвучил Лоншан.
– Главная заслуга принадлежит архиепископу. Он не позволил себя запугать и был красноречив как ангел.
– Скорее как законник, – с усмешкой заметил Адольф. – Я напомнил императору, что если Вормское соглашение можно с такой легкостью преступить, то так можно поступить и с другими договорами. В том числе и с подписанным в Кобленце, где был положен конец мятежу.
Ричард посерьезнел.
– Я благодарен тебе так, что не могу найти слов. Но сегодня ты нажил врага на всю жизнь.
Улыбка Адольфа не дрогнула.
– Я придерживаюсь мнения, что Господь судит нас по нашим врагам. И когда наступит Судный день, я с гордостью назову своих.
Он сделал паузу и извинился перед Алиенорой, что не успел поздороваться с ней. А затем продолжил:
– Мы не могли уступить в этом, потому что на кону стояла репутация всей империи. Думаю, Генрих в конце концов понял это. А еще нам помогла его одержимость Сицилией. Не знаю, дошел ли до тебя слух, но говорят, что сицилийский король занедужил с самого Рождества. Генрих сгорает от желания начать войну, и поэтому решил отступить и сохранить остатки своей полинявшей гордыни.
Ричард знал, что к этому придет:
– И какую цену предстоит мне заплатить в угоду спасения этой гордыни?
Его не порадовало, когда трое вестников переглянулись перед тем как ответить.
– Император требует дополнительных заложников, – сказал Лоншан. – Которых будет удерживать до тех пор, пока ему не уплатят десять тысяч марок. И он настаивает, что среди них должен быть архиепископ Руанский.
Ричард нахмурился и заверил прелата, что соберет выкуп сразу, как только вернется в Англию. Вглядываясь в лица своих соратников, он подметил, что архиепископ и канцлер не так безмятежно радуются победе, как Адольф.
– Чего еще он хочет? О чем вы еще не сообщили мне?
Лоншан попытался было заговорить, но не смог. Архиепископ Руанский хранил молчание, избегая встречаться с королем взглядом. Поняв, что остается только он, Адольф произнес мрачно:
– Тебе это не понравится, милорд Ричард. Генрих поклялся, что не отпустит тебя до тех пор, пока ты не принесешь ему оммаж за Английское королевство и свои владения во Франции.
В комнате послышался рев – это рыцари Ричарда разразились гневными и негодующими возгласами. Но голос короля перекрыл шум.
– На это я никогда не соглашусь! – рявкнул он. – Никогда!
Все находившиеся в палате, за исключением трех прелатов, немедленно поддержали этот клич. Гнев, который Ричард сдерживал минувшие два дня, теперь выплеснулся лавой ругательств и угроз, таких яростных, что сам воздух в помещении, как казалось, стал жарче. Алиенора наблюдала слишком много вспышек анжуйского темперамента, чтобы впечатлиться этой, и поэтому спокойно дождалась момента, когда ее сын остановится, чтобы перевести дух.
– Я переговорю с королем наедине, – сказала она.
Ричард резко развернулся в ее сторону, отрицательно качая головой, но она рассчитывала, что он не станет возражать ей прилюдно, и оказалась права. Когда присутствующие потянулись к выходу, королева попросила канцлера и двух архиепископов остаться, а также сделала знак Андре, хотя судя по его собственной гневной реакции на особую помощь от него надеяться не приходилось.
– Я не соглашусь на это, какие доводы ты не приводи! – резким тоном, который никогда не позволял себе в разговорах с ней, сказал Ричард как только дверь закрылась. – Стать вассалом этого подлого сучонка? Да скорее лед загорится, а пламя замерзнет!
– Ричард, это не имеет никакого значения…
– Не для меня!
– Ты сделаешь это по принуждению, а церковь не признает законными такие клятвы. Не так ли, господа?
Она обращалась к прелатам, и те подтвердили, что таков канонический закон и заверили Ричарда, что принесенный при таких обстоятельствах оммаж не свяжет его никакими обязательствами.
Король снова покачал головой.
– Ну как вы не понимаете? – с укором спросил он, переводя взгляд с церковников на мать. – Если я соглашусь на это, мои подданные перестанут меня уважать. Да и сам себя я уважать не смогу.
– Ричард, есть одна вещь, которой ты можешь не бояться потерять – это уважение твоих подданных, – нетерпеливо заявила Алиенора. – Стоит тебе попросить, и они пойдут за тобой в ад и обратно.
– Тебе не понять. Женщины никогда этого не поймут.
– Может быть. Но неужели ты готов пожертвовать всем, чтобы защитить свою гордость?
– Тут не в гордости дело. Это вопрос чести.
– Ты не запятнаешь честь, сделав это. Ты
