Точно у кого–то двоилось в глазах: эти два ее изображения, два ее аспекта были абсолютно идентичны, даже носили одну и ту же одежду.
«Потому что я не могу позволить себе быть с ним честной».
Из всех необъяснимых страхов, порожденных существованием в виде сонма аспектов комплекса, этот был самым острым.
В конце приемной открылся портал. Биофизическое тело Иммануээля прошло сквозь него, резко пригнувшись и дергая хвостом, чтобы сохранить равновесие.
— Мы готовы, — сказал он.
— Спасибо.
Она нежно обняла темное пятнистое тело.
— Ты уверена, что хочешь этого?
— Да. Я должна. Он никогда не поймет. Не простит.
— Он может. Он любит тебя.
— Нет. Я знаю моего Дела. Его война теперь закончена. После всего, что он сделал, после всего, что случилось с ним, я не могу просить его о большем.
— А как насчет тебя? Ты этого заслуживаешь?
— Заслуживаю? Простота тут больше не применима. Я давно уже поняла, что, если ты в состоянии сделать выбор, значит, ты имеешь на это право.
— Ты воистину создатель.
Ирелла в своем настоящем теле расправила плечи и последовала за Иммануээлем в его корабельный центрекс. Разум ее раздвоился и разделился. Шагнув за светящийся край портала, она оглянулась и взмахнула рукой, прощаясь.
— Позаботься о нем.
Когда Ирелла вернулась в кафе, там шла настоящая вечеринка. Всем хотелось заглянуть в столовую и встретиться со Святыми, которые после почти правдоподобного сопротивления все–таки храбро согласились смириться со статусом кумиров. Звучали громкие разговоры — и еще более громкая латиноамериканская музыка.
Юрий все еще сидел за столом, с Джанком и Ксанте, между ними громоздилась куча липких рюмок и две пустые бутылки из–под водки — которая, видно, была такой холодной, что стекло все еще покрывала изморозь. Юрий разлил всем по новой из следующей бутылки, повествуя о какой–то героической миссии, которую некогда выполняли они с Кохаи, спасая мир от террористов, или революционеров, или безумных мечтателей. Твердость его руки произвела на Иреллу поистине глубокое впечатление — меж тем как Ксанте едва ли видел свою рюмку, не говоря уже о том, чтобы поднять ее.
Каллум вел очень серьезный разговор с Ованом о последнем (перед тем, как он покинул Землю) потрясающем сезоне «Донов» в шотландском первом дивизионе, а Кандара учила Урета и Фалара танцевать самбу — настоящую самбу — при дружной поддержке громогласной аудитории.
Деллиан увлеченно беседовал с Джессикой, глядя на тактический дисплей в окне. Ирелла обняла его сзади, привычно положив голову ему на плечо.
— Ну, привет.
— Наконец–то! — радостно воскликнул он и поцеловал ее. — А я все гадаю, куда ты подевалась.
— Времечко было напряженное.
— Да! — Улыбка его поблекла. — А Тиллиана и Элличи?
— Живы. Мы омолодим их тела, так же как восстановили всех на «Калибаре».
— Здорово!
— Их тела, Дел. Их тела восстановятся. Но от них самих мало что осталось.
Он уныло кивнул:
— Верно.
Ирелла улыбнулась Джессике, которая бросила на нее оценивающий взгляд.
«Как будто она знает».
— Рада встрече.
— Взаимно. И спасибо.
— Я должна спросить: вы знали про это, когда прибыли на Землю? Думали, что мы будем теми, кто победит оликсов?
— Ничего определенного. Но я была уверена.
— Ясно. Что ж, и вот мы здесь.
— И что же будет дальше?
Ирелла указала на окно и вызвала визуальное изображение терминала червоточины. Корабли–ковчеги один за другим ныряли в открытую горловину.
— Примерно через три минуты мы тоже войдем туда, а четырьмя годами позже выйдем у небольшой звезды, бывшей сенсорной станции оликсов. Бывшей — потому что армада позаботилась об этом. А потом — долгий путь в десять тысяч световых лет к Земле.
— Так просто — на словах.
— Вы были там — на Земле, в смысле. Мы — нет.
— Когда я покидала ее, она была в ужасном состоянии. Планету потребуется восстанавливать.
— Мы на это способны, — выпалила Ирелла. — У нас есть опыт терраформирования многих миров. Мы можем восстановить Землю. Энсли всегда смеялся надо мной, когда я говорила что–то подобное.
Джессика подняла высокий бокал с коктейлем:
— Похоже на него.
— Да.
— Осталось еще много оликсов. Вам это известно, не так ли? Их корабли и промышленные станции здесь, но их заставы разбросаны по всей галактике. Еще ничего не кончено. Я как–то переговорила с единым сознанием «Спасения жизни», когда мы прибыли к этой звезде, и оно думало, что я сижу внутри «Еретика–мстителя» — как раз перед тем, как корабли Избавления его взорвали. Я ощутила его фанатизм.
— Знаю. Но уничтожение анклава — начало конца. Для них.
— Надеюсь, — ответила Джессика.
— Отсчет пошел. Все эти корабли армады, охраняющие терминал червоточины, — они вот–вот укроются.
— Укроются?
— Как только последний корабль–ковчег окажется в безопасности внутри червоточины, комплексные люди захлопнут ее точно так же, как сделало «Спасение жизни», когда вы вынудили его бежать с Земли. И тогда эти укрытые боевые корабли тихонько вернутся и начнут выслеживать корабли Решения. Оликсы не смогут оставаться здесь. Их звезда станет новой, может быть, даже сверхновой — а может, как знать, и черной дырой. Им придется уйти, чтобы выжить. И они отправятся к своим аванпостам. Наши боевые корабли последуют за ними. И, оказавшись в световых годах от какого–либо места, нанесут удар.
— Черт побери, — пробормотала Джессика. — Комплексные люди сделают это?
— Да. Их аспекты будут делиться и множиться; они к этому готовы. Защитить невинных этой галактики, чтобы их история не оборвалась.
— Этим и собираются заниматься люди?
— Вы, неаны, тоже это делали. Пассивно, придя на Землю. Мы не пассивны.
— Я человек, — горько сказала Джессика. — Как я всегда говорю: такая же, как ты.
Ирелла прищурилась, изучая ее:
— Конечно.
— Это будет что–то особенное: галактика с тысячами разных видов, контактирующих друг с другом. Какой контраст с изоляцией и одиночеством, которые длились для нас последние два с половиной миллиона лет.
— Да! Мы можем установить порталы и червоточины, чтобы снова связать все звезды, как сделала «Связь», только в гигантских масштабах. Кольцо станций по всей галактике, чтобы путешествовать среди всех рас и культур и просто… жить.
