Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
Наконец они услышали шум въехавшей во двор машины. Поручик Сухотин включил граммофон, и раздался американский марш «Янки-дудль» (эту музыку Пуришкевич не забудет до смерти!) И все услышали голос вошедшего Распутина:
– Куды, милый?
Юсупов: «Войдя в дом, я услышал голоса моих друзей... весело звучала в граммофоне американская песенка... Распутин прислушался:
– Что это, кутеж?
– Нет, у жены гости... они скоро уедут. А пока пойдемте в столовую выпьем чаю».
И Распутин с Феликсом спустились по лестнице в подвал, «превращенный в прелестную столовую».
Доктор Лазаверт, скинув шоферскую одежду, присоединился к остальным убийцам. Они вышли из комнаты и встали у перил лестницы, ведущей в подвал. И стали ждать скорой развязки... «Я с кастетом в руках, за мной великий князь, за ним поручик Сухотин и последним Лазаверт», – вспоминал Пуришкевич. Так они стояли, «вслушиваясь в каждый шорох внизу», но слышали только гул голосов и марш «Янки-дудль», доносившийся сверху. А главное – не было слышно, как откупоривают бутылки. Внизу разговаривали, «но не пили и не ели ничего».
Юсупов: «Распутин снял шубу и стал с любопытством изучать обстановку... Шкаф с лабиринтом особенно привлек его внимание... Восхищаясь им, как ребенок... он открывал, закрывал... изучал снаружи и изнутри... Я предложил ему вина и чаю... к моему большому разочарованию он отказался... „Случилось что-нибудь?“ – подумал я... Мы сели за стол и разговорились, перебрали наших общих знакомых... Исчерпав темы, Распутин попросил чаю... я предложил ему тарелку с пирожными... Почему-то я предложил пирожные, которые не были отравлены... Спустя мгновение я передал ему блюдо с отравленными пирожными. Он сначала отказался: „Не хочу, они очень сладкие...“
И этот момент запомним: Распутин отказался есть пирожные, потому что они «очень сладкие».
Но затем, как утверждает Феликс, «взял сначала одно, потом и другое... Я смотрел на него с ужасом». Однако между отказом и согласием Распутина произошло нечто, не отмеченное Юсуповым, но описанное Пуришкевичем.
После того как Распутин отказался есть пирожные, Феликс, оказывается, запаниковал и поднялся наверх. Четверо заговорщиков, стоявших у лестницы, услышали звук открываемой двери подвала и «на цыпочках бесшумно бросились обратно, в кабинет Юсупова... Вошел Юсупов... и сказал: „Представляете себе, господа, это животное не ест и не пьет“.
– А как его настроение? – спросил Пуришкевич.
– Неважное... он как будто что-то предчувствует...
Феликс вновь спускается к Распутину. И тут мужик почему-то меняет решение и начинает пить вино и есть сладкие пирожные. Это тоже стоит запомнить...
Пуришкевич: «Вскоре раздался звук откупориваемых бутылок. „Пьют, – прошептал великий князь. – Ну, теперь ждать недолго...“ Но прошло полчаса – и ничего!»
«Действие цианистого калия должно было начаться немедленно, – вспоминал Юсупов, – но Распутин... продолжал со мной разговаривать как ни в чем не бывало». Феликс налил вторую рюмку, мужик и ее выпил, а «яд не проявлял своей силы». Князь налил третью и «с отчаяния начал пить сам», чтобы заставить Распутина выпить и ее. «Мы сидели друг перед другом и молча пили... Он смотрел на меня, глаза его лукаво улыбались: вот видишь, как ты ни стараешься, а ничего не можешь со мной поделать... Но вдруг... на смену хитро-слащавой улыбке явилось выражение ненависти. Никогда я не видел его таким страшным. Он смотрел на меня дьявольскими глазами... меня охватило какое-то странное оцепенение, голова закружилась... Очнувшись, я увидел Распутина, сидящего на диване, голова была опущена, глаз не было видно... „Налей чашку, жажда сильная“, – сказал он слабым голосом... Пока я наливал чашку, он встал и прошелся по комнате... В глаза ему бросилась гитара, случайно забытая мною в столовой... „Сыграй, голубчик, что-нибудь веселенькое... люблю, когда ты поешь...“
И Феликс взял гитару... «Когда я кончил петь, он... посмотрел на меня грустным спокойным взглядом... „Спой еще, больно я люблю эту музыку... много души в тебе“. Я снова запел... А время шло, часы показывали половину третьего... Больше двух часов длился этот кошмар...»
И здесь возникают законные вопросы. Первый: выходит, что за восторгами по поводу пения Феликса Распутин совершенно забыл, зачем он пришел? Забыл об Ирине?! «Несколько друзей», которые, как ему обещали, «скоро уедут», сидят наверху уже «больше двух часов» – и он с этим мирится? Второй вопрос неужели за это время Распутин не почувствовал ничего особенного в поведении чувствительного, нервного и, как мы увидим далее, очень впечатлительного Феликса? Неужели за два с лишним часа Юсупов, отнюдь не профессиональный убийца, так и не выдал ничем своего волнения? Совершенно невероятно! И третий вопрос – который будет волновать всех и станет основой для легенды о сверхчеловеческих возможностях Распутина: почему его не брал яд?
Однако оставим пока эти вопросы без ответа. Пусть убийцы продолжат свое повествование...
Итак, Феликс видит, что яд не действует на мужика. Это, естественно, изумляет и пугает князя. «Наверху тоже, по-видимому, иссякло терпение... Шум, доносившийся сверху, становился все сильнее...»
– Что там шумят? – спрашивает Распутин.
– Вероятно, гости разъезжаются... пойду посмотреть...
Пуришкевич: «Поднимается бледный Юсупов... „Это невозможно! Он выпил две рюмки с ядом, съел несколько розовых (отравленных. – Э. Р.) пирожных... и ничего... Ума не приложу, как нам быть, тем более, что он уже забеспокоился, почему графиня не выходит к нему так долго („уже забеспокоился“ – после двух с лишним часов ожидания! – Э. Р.). Я с трудом объяснил, что ей трудно исчезнуть незаметно... ибо наверху гостей немного и по всем вероятиям минут через 10 она уже сойдет... Он сидит мрачный... действие яда сказывается лишь в том, что у него беспрестанная отрыжка и некоторое слюнотечение... Господа, что вы посоветуете мне?“
И «господа» решают: если через пять минут яд не подействует, Феликс должен... снова подняться к ним, и они подумают, как покончить с мужиком.
Лазаверту стало дурно. Военный врач, не раз бывавший на фронте под пулями, в изнеможении, весь красный, сидел в кресле и шептал: «Кажется, я не выдержу...»
И опять поднялся к ним Юсупов и сообщил, что яд по-прежнему не действует! И сам предложил: «Вы не будете против, если я его застрелю?»
Юсупов: «Я взял у Дмитрия револьвер (и это запомним! – Э. Р.) и спустился в подвал... Как он не заметил своими прозорливыми глазами, что за спиной у меня был зажат в руке револьвер!..»
Да, и мы здесь недоумеваем вместе с Феликсом. И ему, и нам непонятно, что Распутин, который все всегда чуял и предвидел, «далек сейчас от сознания собственной смерти». Он даже не видит неестественно отведенную назад руку Феликса, держащую револьвер.
И тут описываемая Феликсом сцена окончательно начинает напоминать эпизод из романа о благородном мстителе.
«Я подошел к хрустальному распятию.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 144
