Лайла была рада, что они сидели под навесом, в тени, иначе Нил мог бы заметить, как она покраснела. Ей казалось, что она уже прошла все это, но, видимо, ошибалась. Случайно сталкиваясь с Каримом в центре, когда она отправлялась за покупками или по делам, Лайла испытывала прежнее неспокойное чувство внутри. Она вспоминала, как ей было хорошо, когда его руки обнимали ее. Она тосковала по долгим беседам, которые они с ним вели, по не покидавшему ее ощущению, что этот мир, в конечном счете, не такое уж скверное место, что всегда есть надежда.
— Тебе не следовало обращать на это внимания, — сказал Нил. — Я вел себя, как эгоистичный придурок.
— Думаю, что я тоже была несколько эгоистична, — призналась Лайла. — Просто… — Она протянула руку, чтобы убрать гладкую темную прядь волос с его лба, как делала, когда он был маленьким мальчиком, и почувствовала, как у нее перехватило дыхание. — Я так боялась потерять тебя. — В отличие от других матерей, она никогда не считала само собой разумеющимся, что ее сын цел и невредим и сейчас готовится стать настоящим мужчиной; она знала, что ей очень повезло.
— Ты ведешь себя так, будто мы расстаемся навеки. Я буду приезжать к тебе, чтобы увидеться и поболтать. А ты будешь навещать меня, — мягко произнес Нил. — Я ведь еду не куда-то в сердце черной Африки, как дядя Вон.
— Чем меньше мы будем говорить о местах пребывания твоего дяди, тем будет лучше, — ответила она.
Лайле не нравилось, что ее брат уезжает так далеко. Особенно после всех тех страхов, которые он доставил им этой зимой.
Нил поднялся с лавочки.
— Ну ладно, мне нужно идти. Я должен уложить вещи.
— Так скоро? — Она озабоченно посмотрела на него.
— Расслабься, мама. До завтра я никуда не уеду. У тебя еще будет куча времени, чтобы позашивать все дырки в моих носках. — С лукавой улыбкой на лице он нагнулся и поцеловал ее в щеку.
Эта фраза сняла возникшее напряжение, и они оба рассмеялись. Ни разу в жизни Лайла не штопала носков; она даже не знала, как это делается. Но Лайла поняла, что хотел сказать Нил: он напоминал ей, что она по-прежнему его мама.
Когда Лайла смотрела, как он уходит, в ее памяти всплыл его первый день в детском саду. Она вспомнила, какой гордой, хотя и покинутой, чувствовала себя, когда наблюдала за своим мальчиком, который охотно поднимался по ступенькам навстречу воспитательнице, не порываясь вернуться и совсем не плача, как это делали другие дети. «Только посмотрите на него, он ничего не боится! — думала она тогда, точно так же, как думала и сейчас. — Он сможет прекрасно обойтись и без меня».
После того как сын ушел, Лайла еще несколько минут сидела на лавочке, обдумывая все эти новости. В одном Нил был абсолютно прав, решила она. На самом деле это она упиралась, причем не только из-за своей материнской тревоги. Пока рядом был Нил, ей не нужно было смотреть в глаза тому факту, что она совершенно одинока.
Конечно, в других отношениях жизнь ее шла своим чередом. Случались такие дни, когда ей хотелось ущипнуть себя, потому что не верилось, что у нее есть настоящая работа в настоящем офисе, где она постоянно доказывает, что действительно может быть кое в чем полезна. В этом месяце она зарезервировала пять круизов и еще несколько ждали своей очереди. А ее босс, Джанет Мансон, даже доверила ей организацию дегустационного тура в Бургундию на следующее лето, потому что Лайла была единственным человеком в их офисе, кто говорит по-французски (хотя ее язык был немного подзапущен). И если она на этот раз ничего не испортит, то будет ряд и других туров. Эта работа открывала перед ней целый мир новых возможностей.
Но личная жизнь — совсем другое дело. Нил задел ее за живое, когда сказал, что она погрязла в болоте рутины, — он, разумеется, использовал другие слова, но имел-то в виду именно это. Она и правда редко куда-то выходила по вечерам, да и то только со своими подругами. В результате того памятного разговора у нее ни разу не было свидания с Каримом, и ей уже казалось, что прошла целая вечность. Были мужчины, из их клиентов, приглашавшие Лайлу куда-нибудь пойти, а Боб Кушнер, которому принадлежала страховая брокерская контора рядом по улице, однажды позвал ее выпить с ним кофе (от чего она вежливо отказалась). Никто из них не был ей интересен. А от единственного мужчины, который интересовал ее по-настоящему, — и даже более того, если быть честной, — Лайла сама бегала, как от чумы.
Сейчас она думала о том, не потерян ли для нее Карим навсегда. Когда они с ним случайно встречались и обменивались обычными любезностями, между ними неизбежно возникала неловкость. Выглядел он хорошо, и, как и прежде, Лайла видела в нем очень привлекательного мужчину. Откуда ей знать, может, он встречается с кем-нибудь. Единственное, что ей было известно совершенно точно, так это то, что он все еще работал у Абигейл, хотя и непонятно, сколько это будет продолжаться. Абигейл как-то сказала вскользь, что он якобы подумывает о том, чтобы уехать из их штата.
Вспомнив об этом, Лайла почувствовала, как у нее внутри все сжалось от отчаяния. Неужели, пока она переживала, Карим успел забыть ее? Разве она сама еще не убедилась в этом?
Лайла огляделась по сторонам, словно желая впитать в себя все звуки и запахи городка, который она когда-то рассматривала как последнее средство своего спасения. С приходом теплой погоды центральная его часть, всю зиму простоявшая серой и унылой, вернулась к жизни и расцвела, как бегонии в торфяных корзинках, что были развешаны вдоль Мейн-стрит. В магазинах полно людей, в уличных кафе нет свободных мест. В кафе «Мороженое Рамсонс» выстроилась целая очередь, а на тротуаре перед магазином деликатесов на углу Мейн и Ривер толпа покупателей со всех сторон окружила продавца, раздававшего желающим попробовать бесплатные образцы продуктов. Издалека до нее донесся перезвон колокольчиков, без сомнения, в честь еще одной свадьбы (в этом сезоне, кстати, она уже зарезервировала несколько путешествий на медовый месяц), напомнивший ей, что жизнь продолжается. Люди делают решительные шаги навстречу друг другу. Составляются планы на будущую жизнь. В то время как она продолжает вечер за вечером сидеть дома одна.
Наконец Лайла оторвалась от своих невеселых мыслей и, взглянув на часы, с удивлением обнаружила, что сидит здесь уже полчаса. Вздохнув, она поднялась и отправилась обратно на работу. Когда Лайла зашла в офис, Барб подняла на нее глаза.
— Все в порядке? — спросила она тоном человека, который на самом деле хотел сказать: «Какие-то неприятности дома?»
— Лучше не бывает, — ответила Лайла, как будто ей нечего было опасаться в этом мире.
Барб была хорошим человеком, но закоренелой сплетницей, а Лайла вовсе не желала, чтобы о ее делах знал весь город. Она проскользнула мимо Барб к своему рабочему столу, чтобы заняться своими клиентами — Нэнси МакКормик, для которой она организовывала поездку в Барселону (предстоящее путешествие эта только что освободившаяся после развода женщина назвала «утешительным призом за тридцать лет жизни с одним и тем же несчастным мужчиной»); мужчиной, который зарезервировал номер на курорте Кабо-Сан-Лукас для себя и своей дамы под именем «мистер и миссис Кларен»; восьмидесятилетней миссис Симс, утверждавшей, что она нашла фонтан молодости в круизе по Норвежскому королевству, и страстно желавшей вновь отправиться туда. Все они должны были отвлечь ее от пристального исследования собственной жизни.
