– Да, конечно.
– Это ничего, что я вот сразу на «ты»?
– Это здорово. Обращайся ко мне и дальше так. Я же твой отец. А как мать?
Пётр нахмурился и стал мять в руках фуражку.
– Маму расстреляли в 37‑м. Чистякова – тоже. Как врагов народа.
Рюмка выскользнула из моей руки и разбилась.
– Прости, я не знал.
Я предложил помянуть их.
Мы выпили, не чокаясь.
– А тебе как удалось спастись? Ведь детей врагов народа они тоже не щадили.
– Мне повезло, – ответил Петр. – Я служил в это время на Дальнем Востоке и был тяжело ранен в стычке с японцами. Лежал в госпитале. Вот до меня и не добрались. Потом сразу попал на финскую, после – на войну с немцами.
– В каких войсках служишь, сын?
– Я танкист, папа.
– Молодец. У тебя столько наград, видать, воевал на совесть?
Тут он спросил меня:
– Слушай, а правду матери рассказали в НКВД, что ты якобы женился на капиталистке и у вас родилась дочь?
– Правда. Твою сестру зовут Елена. Ей сейчас семь лет.
– А где она?
– В Париже. Я ее с матерью отправил туда.
– Правильно сделал. Тебе тоже надо уходить.
– Теперь можно. Мы же увиделись. А ты женат, сын?
– Да, папа. У меня тоже дочь. Правда, ей всего четыре года, родилась через месяц после моей мобилизации. Я ее еще не видел. Большая, наверное.
В дверь позвонили. Я встал, чтобы открыть, но Пётр опередил меня. Он достал из кобуры пистолет и передернул затвор.
Звонок гудел настырно и пронзительно.
Сын посмотрел в дверной глазок и отпрянул. Там были военные.
– Особисты сволочи! Все-таки выследили! – выругался Пётр. – Вот, отец, возьми, – он протянул мне пистолет, – мама говорила, что ты хорошо стреляешь.
Сам же он сдернул с вешалки автомат и приготовился к стрельбе.
В дверь уже барабанили изо всех сил. Похоже, колотили прикладами. И вскоре выломали замок. В проем ворвались двое автоматчиков, но тут же полегли скошенные очередью Петра. Третий из нападавших целился в моего сына. Но я выстрелил раньше. Он упал.
Пётр выскочил на лестничную площадку и стал поливать свинцовым дождем отступающих вниз особистов.
– Им нельзя дать уйти. Иначе они вернутся с подмогой, – прокричал он, спускаясь по лестнице.
Я выбежал на балкон и увидел, что перед домом стоит целый грузовик, затянутый брезентом.
«Бедный мальчик! Как же он справится со всеми?»
Из подъезда выбежали двое солдат. Один еле передвигался. Видать, был ранен. Следом появился Пётр. Его автомат продолжал изрыгать пламя. Оба преследуемых упали на мостовую.
Тогда он отстегнул с ремня гранаты и бросил одну в кузов грузовика, а другую в кабину. Машина загорелась. Сын посмотрел вверх, увидел меня на балконе и весело помахал мне рукой, мол, все нормально, не переживай, отец.
В конце квартала показался еще грузовик. Он затормозил у первого подъезда, и из него, как муравьи, стали выпрыгивать вооруженные солдаты.
Сопротивление было бесполезно, и мой танкист бросился в ближайшую подворотню, уводя за собой преследователей. Их было человек десять. Четверть часа еще колодцы окрестных домов оглашались автоматными очередями. Но затем выстрелы стихли. И вскоре я увидел, как на плащ-палатке несли окровавленное тело моего единственного сына.
Офицер выспрашивал случайных прохожих. Но никто не знал, откуда началась стрельба.
Я вытащил трупы из квартиры и столкнул их вниз.
Потом закрыл дверь на оставшийся засов.
Уже снова ломают двери. Как я устал убегать от красных! Пусть забирают. Может быть, хоть умереть дадут на родине.
Прощайте, дорогие мои, все, кому доведется прочитать эти записки. И не судите нас слишком строго. Время было такое…
Февраль 2006 года – ноябрь 2008 года
