class="p1">Неужели сказала вслух?
— Позвольте угадаю: очередные сплетни из города?
— Их слышал в каждом углу.
— Значит, я глухой, — покачал головой дознаватель. — Бланш знакома мне с детства. Младшая сестра друга — все равно, что моя. Я перед ней в долгу и я не идиот. Бланш считает, что способна исправить случившееся, но возможный брак лишь добавит проблем и точно не повернет время вспять. И, если начистоту, я не в силах дать ей желаемое.
— Тогда зачем поцеловали?
— Вы подглядывали?
— Вышло случайно. Я сразу ушла.
— Стоило бы досмотреть до конца, раз хотелось получить ответ.
— Простите. Это не мое дело.
Впору бы провалиться сквозь землю, раствориться в воздухе, или, на худой конец посильнее прикусить язык. Реджис не ходил вокруг да около, не делал ошарашенного вида, мол, «откуда известно?», «не может быть», «вы все неправильно поняли». Он говорил правдиво настолько, насколько мог и от этого перехватывало дух и терялись слова.
— Сорель, встречи с Бланш — ужины, светские разговоры — напоминают о жизни, которой больше не будет. Признательность и благодарность не повод портить жизнь себе и другим, не находите?
Бьюсь об заклад, приди Реджис в последнюю ночь в столице к Бланш, та отправилась бы хоть во тьму. Неплохая приключилась бы история — напоследок насолить бывшему другу за обвинительные свидетельства в суде. Семейка Сибилл бы взвыла и дружно рвала волосы. Но Реджис, к счастью или сожалению, подлецом не был. Сумел каким-то чудом сохранить достоинство и порядочность.
— Вы долго молчите.
— Пытаюсь переварить.
Он подался назад и уже свободнее, сбросив с плеч огромный груз, добавил:
— Ваша очередь.
— Что? О, боги, нет. Боюсь, вас не переплюнуть.
— Собрались обмануть? Уговор есть уговор, Сорель. Даже не стану задавать вопросов. Решите сами, о чем рассказывать — хоть о ерунде.
Похоже, не существует вещи, способной выбить Реджиса из колеи. Вывернув душу наизнанку несколько минут назад, он не поддался воспоминаниям, не погрузился в сожаления и не забыл о старинной традиции, чтоб ее сшейды сожрали. Сворачивать разговор и уходить, оставаясь ни с чем, тоже не расположен. А я настолько поражена прозвучавшим откровением, что не нашла сил возразить.
— Вы спрашивали, осталось ли что-нибудь от родителей? Я ответила «нет», но это не совсем так. Отец был моряком, подолгу отсутствовал, заходил в разные порты, привозил красивые вещи. Перед последним рейсом сошел на берег всего на несколько дней и узнал, что мама беременна. Он обрадовался, предложил пожениться, когда вернется. В знак помолвки подарил серьги с янтарем, купленные в каком-то северном городе — не помню название. Мама носила их до самой смерти, а я умудрилась сохранить даже в приюте, пряча в потайной карман на нижней рубашке.
Реджис взглянул на мои уши, в которых красовались жемчужины покойной Женивы Ирмас.
— Где же серьги с янтарем сейчас?
К горлу подступил тугой ком, и я сделала усилие прежде, чем продолжить.
— Однажды я была влюблена. В семнадцать лет, отучившись в школе травниц полтора года, устроилась помогать целителям — ухаживать за больными. Платили немного, но удавалось скопить на черный день. Там я его и встретила. Городские стражники привезли избитого парня с неглубоким ранением в ногу. Он рассказал, что «напали грабители» и что прислуживал в богатом доме, а теперь несправедливо изгнан. Я не задавала вопросов, хоть и приметила: для слуги слишком много шрамов, а на плече кожа будто срезана. Мало ли из-за чего? Думайте, как угодно, Реджис, я поверила. Несколько недель мы прожили в дешевой таверне. Я проводила много времени в лечебнице, он искал работу — не важно какую. В последние дни стал сам не свой — постоянно злился, почти не говорил. А потом я проснулась далеко за полдень с ужасной слабостью и головной болью. Кое-как поднялась и поняла, что осталась в комнате одна. Вещи были разбросаны, кошелек, где хранилось заработанное за полгода, пуст. И исчезли мамины серьги.
В носу предательски защипало, и я отвернулась перевести дыхание и не заплакать.
— Какая низость, — произнес Реджис.
— Это не все. На тумбочке стоял флакон с сонными каплями — я готовила на продажу. На треть пустой. Понимаете? Он мог прогадать с дозой. Одной каплей больше — я бы здесь не сидела. Когда попыталась просить помощи у хозяина таверны, тот решил, что я пьяна и велел убираться. Потом понял, что денег не получит, вызвал стражников, а они поволокли в участок. Я пыталась объясниться, но из-за лекарства впрямь выглядела пьяной. Караульный велел заткнуться, добавляя, мол, гулящим девкам за решеткой самое место. Я сдалась и просидела в углу почти сутки. Потом появился капитан — пообещал отпустить, если помогу разобраться с одним делом. Меня спас гильдейский значок — его-то украсть невозможно. Уже не помню, как почти не имея опыта, сумела разобрать на компоненты какое-то зелье. Капитан слово сдержал. Я поплелась к подруге, на следующий день к наставнице, чтоб та замолвила слово и меня взяли обратно в лечебницу. Слава Лорхане, она не стала читать морали и лишь сказала: «в вашем возрасте, Ирмас, положено ошибаться в мужчинах». Конец истории.
— Вы с ним больше не встречались?
— Никогда. И не хотела бы. Пусть катится во тьму, из которой явился.
— Мне очень жаль, Сорель. Вы не заслужили.
— Вы тоже, — я провела ладонью по щеке, стирая предательскую слезу. — И, знаете, делиться тайнами — паршивая идея.
— А, по-моему, весьма увлекательно. Хотя, лет пять назад я бы не согласился.
— Лет пять назад вы и говорить бы со мной не стали.
— Возможно. Прежним я мог вам не понравиться.
Рома в бутылке оставалось чуть больше трети. Закончится она когда-нибудь? Разве после еще парочки секретов и занимающегося рассвета за окном.
— Скажите, Реджис, можно что-то исправить?
— Поверьте, я размышлял очень-очень долго. Всему виной проклятый дар. Я искал способы избавиться — не сработал ни один. Правда, однажды способности исчезли на без малого две недели, и я решил, что эксперимент удался. Потом вернулись обратно и, похоже, дар умрет только вместе со мной. Впрочем, есть и хорошие стороны. Я навсегда избавлен от участи следующего лорда Эрвана — не обязан соблюдать светские правила, принимать ответственность, связанную с титулом, заключать выгодный брак.
— Но вынуждены жить в Леайте.
— Справедливости ради, Сорель здесь совсем не плохо. Правда. Лучше, чем во многих городках.
Я закатила глаза.
— Призываете к справедливости? Взгляните на нас обоих. Всерьез верите в нее?
— Но я же успел остановить нож Дамиена. Ваша гибель — самое несправедливое, что могло произойти.
Отчаянно захотелось навсегда запечатлеть в памяти
