Прибыв в селение Рыбин, Фаврикодоров предъявил начальнику русского отряда пропуск, выданный Артамоновым, и оставшееся до вечера время употребил для знакомства с местностью. Крутые, почти отвесные берега реки Вида подали лазутчику мысль пробраться в район расположения турецких войск, следуя по течению этой реки. Неприятельские секреты расположены были по хребту прибрежной возвышенности, и ночью под навесом скал он мог пройти незамеченным. Как только начало смеркаться, лазутчик направился к Виду. Вдали от него рисовался силуэт какого-то здания. Подойдя поближе, он понял, что это была мельница. На мельнице оказался старик хозяин, у которого он переоделся турком и оставил на сохранение свое платье. При нем был паспорт на имя Хасана-Демержи-оглу, приобретенный в Видине. Трудная ему выдалась дорога. В иных местах река касалась самих скал, и Фаврикодорову приходилось брести по грудь в воде. В других — турецкие пикеты находились так близко от берега, что ему приходилось ползком пробираться мимо часовых. Наконец, он оказался в центре расположения турецких войск. Вдали перед ним мелькали огни Плевны. Фаврикодоров поднялся на гору, вышел на дорогу и направился к городу. Без труда он разыскал «хан», где останавливался в первый раз в Плевне. Хозяевам своим он объяснил, что приехал с подводой из Софии и намерен снова заняться прежним ремеслом, т. е. продажей рахат-лукума.
Торговля шла, конечно, плохо. И турецкий солдат не мог похвастаться изобилием монеты, да, наконец, не до сладостей в окопах. Покупали товар русского лазутчика преимущественно офицеры, и скоро во всех лагерях знали Хасана и принимали его любезно. Не раз приходилось продавать рахат-лукум даже ординарцам Осман-паши, а с прислугой турецкого военачальника Фаврикодоров скоро сделался приятелем. Он прикидывался простаком, совершенным простофилею в военном деле, всему удивлялся, и часто офицеры рассказывали ему такие вещи, которые вообще принято считать военной тайной.
Трудность службы лазутчика состояла ко всему прочему в организации связи — в передаче собранных сведений. Однажды в начале августа Фаврикодоров решил добраться из Плевны в русский лагерь. Он счастливо прошел ночью известную уже ему дорогу, как вдруг на рассвете перед ним выросла фигура черкеса. Он бросился к нему с вопросом, кто он такой и что делает здесь так рано? Необходимо было в ту же секунду найти ответ. К счастью, Фаврикодоров предвидел такие неожиданности и всегда брал с собой уздечку. «Вас, мерзавцев, воров черкесов, я и ищу, — ответил лазутчик, схватив незнакомца за грудь. — Вы меня ограбили, подлецы: в эту ночь у меня увели жеребца, стоящего три тысячи пиастров». Черкес был так напуган криками Фаврикодорова, что обещал сам принять участие в поиске жеребца.
Выбраться из Плевны было так же трудно, как и пробраться туда. В армии поговаривали, будто бы Осман намеревался перейти в наступление. Назначили даже день, кажется, 22 августа. Такую важную весть, хоть она и дошла в виде слуха, следовало передать Артамонову. Поэтому числа 1А—15 августа Фаврикодоров снова выбрался из Плевны, выбрав для этого прежнюю дорогу по течению Вида. Первый попавшийся русский солдатик провел Фаврикодорова к ротному командиру, который, убедившись по бывшей у лазутчика бумаге, что он посланный Главной квартирой разведчик, угостил его доброй чаркой водки и дал лошаденку добраться до Горного Студня к Артамонову.
Вновь в Плевну Фаврикодоров был послан 8 сентября. Здесь ходили упорные слухи о прибытии подкреплений со снарядами и зимней одеждой, которая особенно нужна была находившимся на позициях солдатам. Начальником отряда вспомогательных войск называли Шевлет-пашу и ждали его прибытия по единственной дороге, оставшейся в распоряжении турок, — из Софии. Передать эти сведения начальнику вожатых Фаврикодоров поручил болгарину, который помогал ему готовить сладости и с которым он настолько сдружился, что решился доверить свой секрет. Он отправился той же дорогой, которую уже не раз использовал русский лазутчик.
Удачная поездка «братушки» в Главную квартиру, из которой он возвратился цел и невредим, внушила Фаврикодорову мысль отправить болгарина вторично к Артамонову, тем более что в положении турецкой армии произошли перемены, — блокада крепости возымела уже настоящее действие. Порции войскам были уменьшены, доктора жаловались на недостаток медикаментов, свирепствовал тиф.
Послав «братушку» в русский лагерь 27 октября, Фаврикодоров тщетно ожидал его целых три дня. А тот как в воду канул. Ничего не оставалось делать, как отправляться самому. На этот раз путешествие чуть не закончилось катастрофически. В сильном тумане наш лазутчик заблудился. Шел не то дождь, не то снег. Вдобавок ко всему Фаврикодоров сорвался с какого-то обрыва и так сильно стукнулся затылком о землю, что лишился сознания. Пролежав без чувств часа два, он побрел наугад. В эти минуты ему было все равно, попадет ли он к русским или туркам, — лишь бы добраться до людей. Судьба, однако, была к нему благосклонна и вывела на территорию, занятую русскими. К вечеру он добрался до Главной квартиры. Как выяснилось, «братушка» передал и второе письмо, а потом бесследно пропал.
«По возвращении 3-го августа в Горный Студень, — писал Н.Д. Артамонов, — Фаврикодоров был вновь послан мной в Плевну 6-го августа, первый раз, и 16-го, второй раз, куда и пробрался с большими трудностями через три дня, в ночное время, через берег Вида; переодетый на мельнице в туруцкий костюм и обойдя турецкие позиции, выходил на общую дорогу Сыр-Базар и оттуда вместе с тур-коми входил в Плевну. Из Плевны сообщены в первое и второе его проникновение в укрепленную позицию сведения им лично, по возвращении подробно. Посланный вновь из селения Горный Студень в Плевну 8-го сентября, Фаврикодоров 24-го сентября прислал уведомление, сообщавшее о положении армии Осман-паши, о продовольственном состоянии его войск, подробное сведение о помощи, поданной им Шефет-пашой, о количестве людей, лошадей, пушек и провианта, привезенного с ним в Плевну 14-го сентября, о количестве запаса хлеба и фуража, заготовляемого ими и реквизируемого из семи сел, указанных им».
Константин Фаврикодоров подробно сообщил обо всех батареях и точно обозначил их местонахождение: «№1 Упанецково баир, № 2 Балавлик, № 3 Гривица, № 4 Кованлик, № 5 Каилик, № 6 Петем Могила, № 7 при реке Вита». Далее он сообщал, что 14 сентября в Плевну прибыло подкрепление под начальством Шевфет-паши: 15 таборов низама, 8 орудий, 1700 подвод с «разным сортом провизий», 700 подвод с боеприпасами, 50 подвод с медикаментами и еще 950 подвод с запасами галет, риса, фасоли, масла, муки. По мнению разведчика, в Плевне находилось не более 50 тыс. солдат. К. Фаврикодоров подробно информировал Н.Д. Артамонова о фортификационных работах и писал, что подходы к батареям минированы, противник вырыл глубокие траншеи и свободно доставляет к батареям боеприпасы, артиллеристы находятся в безопасности; что турецкие власти реквизировали в окрестных селах фураж и продовольствие. На полях письма Фаврикодорова стояла помета Н.Д. Артамонова: ״Принес Никола Стерию родом Кршово в Македонии״» (Улунян А.А. Указ. соч. С. 83).
По свидетельству Артамонова, Фаврикодоров сообщил «21-го сентября об ожидании из Константинополя вспомогательного отряда и зимнего одеяния; затем Фаврикодоров, оставаясь в Плевне, 27-го октября вновь уведомил… письменно о положении плевненской армии, о количестве уже уменьшившегося гарнизона, о нуждах, претерпеваемых им, потерях от перестрелок, о порционах, о дезертирах, о распоряжениях Осман-паши относительно жителей, о переменах в расположении лагерем турецких войск с подробным обозначением магал, о количестве годных к употреблению полевых и осадных орудий, о расположении пороховых складов, о числе батарей с указанием сильных и слабых позиций, наиболее удобных для бомбардирования; и, пробравшись с риском чрез усиленные турецкие форпосты, 30 октября, последний раз был отправлен 2-го ноября в Нлевно и оттуда известил штаб 14-го ноября о том, что Осман-паша решил прорваться на Софийскую дорогу» (Воспоминания лазутчика. Указ. соч. С. 319–320).
