выше моих — королевских?! А?!
— Ваше величество, вам нельзя волноваться на ночь, опять пойдет кровь! — забеспокоился Фарон. — Вот, выпейте!
Король рыхлой грудой лежал в горячих одеялах. Недавняя горячка гнева сменилась тоской и бессилием.
— Ты один меня не оставляешь, Фарон, — проговорил он. — Ну почему ты слабее его?
— Зато, когда Хрупп уезжает, его величеству почему-то становится хуже, чем было, — пробормотал Фарон невнятно.
— Что? — не расслышал король, закашлявшись от микстуры.
— Если бы его не было, я бы давно поставил ваше величество на ноги! — повторил лекарь.
— А-а! — тоскливо зарычал Иезибальд. — Все вы говорите одно и то же — и он, и ты! Ты говоришь, что я болею из-за него, он — что из-за тебя!.. Кому мне верить?
— Верьте себе, ваше величество…
Астролог и король обменялись друг с другом долгим взглядом. Глядя на тонкое морщинистое лицо старика, король вспомнил, как месяц назад, весь изведясь от нетерпения, когда же сбудутся предсказания придворного астролога, и приходя в настоящее осатанение от того, что предсказания не торопятся осуществляться, он послушался совета Хруппа и решил проверить Фарона. План Хруппа был прост и жесток.
До этого Фарон по просьбе Иезибальда составил гороскоп, по которому выходило, что в скором времени дела в королевстве, и что гораздо важнее, у самого короля, пойдут несравненно лучше — появится человек, который поможет ему, его звезда должна была вот-вот взойти на небосклоне королевства и самого короля! Прошло несколько месяцев, и король, взбешенный ожиданием, решил, что Фарон обманывает его.
Хрупп, смеясь, предложил ему действительно дьявольский план, как можно изобличить глупого придворного астролога. Издерганному ожиданием Иезибальду план очень понравился. В прекрасный солнечный день он пригласил Фарона прогуляться, но не по королевскому саду, а по крепостной стене, где, как правило, были только солдаты, и лишь по праздникам сюда пускали простой люд с тем, чтобы подданные его величества могли полюбоваться на замок и роскошный двор.
Король решил в тот день сбросить астролога со стены в ров, если тот не сможет этого предсказать. Вода во рву в это время была спущена, и пятнадцатиметровая пропасть, усеянная на дне острыми глыбами камней и заостренными бревнами, представляла собой зрелище, на которое даже взглянуть было страшно.
— Когда же исполнится твое предсказание, Фарон? — спросил Иезибальд, как это умел только он один, пронзительно и жутко посмотрев Фарону в глаза.
— Ваше величество, скоро, очень скоро!.. Потерпите, прошу вас! — бросился опять убеждать его астролог, не думая, что стоит, в прямом смысле, на краю гибели.
— Мне надоели твои скоро! — вскричал гневно король. — Предсказания Хруппа сбываются через несколько дней, а твои и через три месяца не исполняются! Может, ты и не астролог, а шарлатан, которого я пригрел из жалости в память Тувора?! Все твои гороскопы многозначны и многоречивы! Слишком многоречивы и слишком многозначны! Мне никогда непонятно, исполнились они или нет?! Можешь ты что-нибудь точно предсказать, ничтожный раб?! Хотя бы свою судьбу, например? Все распоряжаешься чужими, попробуй свою! Ну-ка, посмотри, что там тебе выпадает в самом ближайшем будущем? Сегодня!..
Астролог тут же, на стене, был вынужден сделать спешные расчеты, благо, что все необходимые таблицы и инструменты были у него всегда с собой в легкой кожаной сумке. «Асцидент… Четвертый дом… — шептал он все тише и тише. — Восьмой… Юпитер… Южный узел» Потом поднял совершенно белое лицо на своего господина и проговорил непослушными губами:
— Ваше величество!.. Мне… я не понимаю, как… мне грозит смертельная опасность!
Сказав это, Фарон упал в обморок. Потрясенный Иезибальд поверил, наконец, своему астрологу. Мало того, рассказывая Хруппу об этом, он рассказал и о давнем предсказании Фарона о том, что вот-вот должна появиться звезда на его, королевском, небосклоне, которая спасет его и страну от всех бед, — теперь он в это свято верил.
Хрупп, до этого ничего не знавший о предсказании, получил прекрасную возможность извлечь выгоду и из таким образом повернувшегося дела, им же сфабрикованного. Во-первых, он уверил короля, что всегда верил Фарону, во всяком случае, в его честность, и душевно рад, что все так закончилось. А во-вторых, словно бы в ознаменование предсказания придворного астролога, вскоре в резиденции Иезибальда появился Скарт — послушное и страшное орудие Хруппа подле короля. Орудие, тем более необходимое Хруппу, что сам он не мог долго находиться в Кароссе, это было слишком тяжело для него. Да и дела Милорда Томбра последнее время требовали гораздо большего присутствия возле него, а Скарт являлся прекрасным проводником идей Хруппа и его воли…
Сам придворный астролог позднее узнал, конечно, из своих таблиц и книг об опасности, которой подвергался, правда, не в таких страшных деталях. Впрочем, одно только воспоминание о страшном рве делало эту картину законченной и ужасной, и он не долго гадал, от кого исходила непосредственная опасность. Смерть ему выходила от короля, но он благоразумно ничего не сказал своему повелителю, не сделал даже намека о том, что знает об этом, видя в несчастном монархе только исполнителя чужой и могущественной воли. Более того, отношение Фарона к этому человеку, которого он знал с мокрых пеленок, стало еще рачительнее.
В этом ему уже не мог помешать даже Скарт, быстро ставший фаворитом короля, лучшим турнирным бойцом королевства и грозой Ордена Розовых Кругов, Мстители которого беспокоили короля наряду с разбойниками Джофраила.
Скарт разбил основной отряд Мстителей, который был больше похож на регулярную армию, и рассеял его по всей Кароссе. Говорили, правда, что не обошлось без нечистой силы, так как все громы и молнии, которые расстроили ряды его противников перед сражением, почему-то не задели ни одного воина Скарта. Понимающие люди говорили, что это дело рук Хруппа. Но королю был важен результат, а он был, тем более что Скарт, действительно, проявил себя безжалостным защитником короны…
Так что во взгляде двух старых знакомых, слуги и его господина, было что-то вроде: «Ты понял?..» — «Я помню…»
Астролог и лекарь его величества понимал, что король иногда уже не отвечает за свои действия, потому что серьезно болен, и его поступки,
