вооружился и против господа бога.
Это еще более укрепило священника в намерении продолжать начатое. Нет-нет, теперь он не смеет уступить. Великий бог ждет посредника, и он, конечно, не обманет его ожиданий.
Обряд он совершил с неподдельной страстью. Каждое его движение рождалось особым внутренним чувством, каждое слово он произносил с глубоким волнением. Перед творцом и всеми святыми священник от души покаялся в грехах. Сонмы ангелов небесных звал он в свидетели своей непритязательности. Сожалел, что не всегда был крепок верой и не вполне соблюдал надлежащую чистоту души и тела. И просил милости и отпущения грехов. Потом, вздохнув с облегчением, подступил к алтарю с искренним убеждением, что стоит пред ликом творца. Всевышний пришел издалече, словно истомленный путник. Вкруг босых ног его клубилось легкое облачко пыли, он остановился посредине дороги с лицом открытым, словно в ожидании богослужения. И в эту минуту древний, наполовину стершийся и облупленный алтарный образ ожил. Стада разбрелись по зеленым пажитям и мирно паслись там. Святой Венделин с пастушеской палочкой стоял среди них и, когда вершины гор озарились светозарным сиянием и в его лучах возникла еще одна фигура, оборотился в ту сторону, приветствуя приход творца. Всевышний простер длань, как бы давая знак не мешать ему.
Священник расценил это для себя как великое знамение. Тридцать лет опускался он перед алтарем, но никогда еще не был так близок к господу, как теперь. Вот сам создатель сошел с небес, чтобы выслушать его.
Церковный приход, селенья, раскинувшиеся на склонах, тихие лесные сторожки, затерянные среди гор, деревни, крестьяне, женщины и дети, бродяги и нищие, живые и мертвые — все предстало вдруг перед его мысленным взором; священник поведал об их работе на полях, в лесу и дома, упомянул об их бедности, заботах и немощах, которыми они должны искупать пребывание на этом свете, и просил бога отвратить от них ужас войны.
Господь остановил на нем свой ласковый взор, и священник уверовал, что голос его услышан. Слово «Pax»[17] он выговорил как заклинание, которым можно мгновенно остановить движение всех дьявольских стихий. «Господи, кто отважится поднять перст против воли Твоей? Ты велик, Ты могуществен, мысль Твоя созидает новые миры, раздвигает необозримые дали. От одного Твоего жеста смиряются бури и стихают моря. Нет такого войска или генерала, которыми Ты не повелевал бы, и нет силы, которая осмелилась бы повредить человеку, если Ты возьмешь его под свою защиту. Слава Тебе, Господи!»
И почудилось ему, будто по велению господа угроза, висевшая над его приходом целую ночь, утром рассеется, словно туман.
Он поднимался с колен, когда загрохотали тяжелые моторы. По дороге к перевалу катили какие-то удивительные машины. Они напоминали чудовища. Зубчатые их колеса ползли по широким лентам и несли холмам свинцовый груз. Человека нигде не было видно, но, судя по скорости и точности маневрирования, именно он направлял эти машины — большие, маленькие, на трех, на двух и на шести колесах; из машин торчали одни только каски. Машины заполнили всю дорогу, а некоторые, не поместившись, летели по пажитям, оставляя за собой глубокие колеи. Это походило на поток, который грозил разнести даже стены часовенки.
Услышав грохот, священник похолодел. В груди волной разлилась радость. Он не хотел зла молодому поручику, против которого недавно восставал столь резко, но сейчас старика обрадовало, что и поручик беспомощен; он воспринял это как некое возмездие за те обиды, которые ему пришлось снести от юнца.
Бесспорно, его бог победил. Может быть, эта железная армада, которая сейчас обрушилась на землю прихода, и есть орудие возмездия? И он использует его для того, чтобы сокрушить ряды тех, кто намерен разрушить порядок и мирный труд человека? В душе священника это предчувствие жило давно, но теперь оно стало явью. Благодарение господу!
Завершив службу и переодевшись в ризнице, священник немного задержался у алтаря в надежде краткой молитвой возблагодарить владыку за невиданную милость, которая была явлена ему сегодня. Однако, выглянув в окно, священник обмер.
Там, на пространстве, ограниченном пределами окна, видны были два мальчика, недавно прислуживавшие ему. Очевидно, что-то заинтересовало их. Они постояли на холме, внимательно глядя вниз, на дорогу, словно поджидая кого-то. Потом, внезапно сорвавшись с места, ринулись в кусты. Легко было догадаться, что их привлекло. В валежнике был оставлен пулемет. Мальчишки не хотели упустить случая вблизи рассмотреть такую занимательную штуку и бросились к ней. Видно было, как они возятся с пулеметом. Но для их рук оружие это было, пожалуй, слишком тяжело и громоздко, и ребята не знали, как правильно его поставить. Едва лишь им это удалось, они вместе с оружием и длинной лентой патронов залегли в кустарнике.
Священник забеспокоился. Видно, не следовало ему спускать глаз с бедовых сорванцов. Они способны выкинуть любую глупость. Безответственные, но неглупые и пытливые проказливые озорники! Оружие в их руках — игрушка опасная, в особенности если они не знают, как с ним обращаться. В любом случае, он не хотел бы иметь на совести их жизни. Придется их оттуда прогнать.
Неожиданно нить его мыслей оборвалась. Лоб избороздили морщины. Он поднялся от алтаря, чувствуя необходимость что-то предпринять, но не мог шевельнуться. Тело налилось свинцовой тяжестью и застыло. Он так и остался стоять, сцепив руки, словно каменное изваянье, только дергались брови, выдавая волнение.
В пространстве, очерченном окном, возникла еще одна фигура. Это был солдат. Несомненно, из тех, кого машины только что доставили на перевал. Он поднимался по дороге со стороны деревни медленной, раскачивающейся походкой утомленного человека. Серо-зеленый плащ, достигавший чуть ли не до пят, хлестал его по ногам. Одной рукой солдат судорожно прижимал к боку винтовку, оттягивавшую ему плечо, другой время от времени вытирал или просто ощупывал нос, словно желая убедиться, крепко ли тот еще держится под низко надвинутой каской. Очевидно поглощенный этим занятием солдат перестал наблюдать за происходящим вокруг либо просто чувствовал себя в полной безопасности и не видел в этом необходимости. Перед ним прошла моторизованная часть. Она парализовала и сделала невозможным какое бы то ни было сопротивление, сломила мужество даже самых упорных смельчаков и уверенно прокладывала солдату дорогу вперед; предстояло лишь пройти по захваченной земле, демонстрируя уверенное движение победителя. Так всегда бывало до сих пор.
Ах, такая война — еще куда ни шло! Человек воображает себя всемогущим завоевателем. Иногда скривит губы, нахмурится и процедит сквозь зубы какое-нибудь меткое словцо или строгий приказ, а иногда взглянет великодушно, дабы расположить сердца маловерных и обеспечить добровольное послушание. «Да, такая война — еще
