детей, достаточно много женщин, но не более сорока мужчин, включая патеру Прилипала и Сорокопута. Я твердо сказал себе, что женщина или даже девочка смогут охранять нас не хуже, чем я. Ей потребуется только разбудить меня, если ей будет угрожать какая-либо опасность.
Наконец мне пришло в голову спросить себя, что бы сделал в моей ситуации Шелк. Он стал бы молиться, решил я, поэтому я опустился на колени, сложил руки, наклонил голову и стал умолять Внешнего сжалиться над моим горестным положением и разбудить одну из тех, кто спал вокруг меня; при этом я специально оговорил, что эта женщина или девочка должна отвечать моим ожиданиям.
Когда я поднял голову, кто-то уже сидел посреди спящих; и когда я увидел ее темные, как у смерти, глаза, я понял насмешку, с которой Внешний ответил на мою молитву.
«Мукор, — негромко сказал я, — пожалуйста, иди сюда и поговори со мной».
Ее лицо взлетело вверх, как призрак, и, казалось, поплыло вдоль туннеля; на ней было черное платье сивиллы.
«Мукор, — спросил я, — где твоя бабушка? Еще недавно она была здесь». С запозданием мне пришло в голову, что майтера Мрамор редко спит и была бы идеальной заменой для меня.
«Ушла, — сказала Мукор. Я не ожидал от нее объяснений — еще во дворце кальде я узнал, как редко она говорит. Но через несколько секунд она добавила: — Она ушла с человеком, которого нет».
Это было обнадеживающе, но мне показалось, что нет смысла спрашивать, кто этот человек, которого нет. Вместо этого я спросил, может ли она узнать, где ее бабушка и не нужна ли ей помощь? Мукор кивнула, и мы молча сидели друг рядом с другом где-то около четверти часа. Я уже почти уснул, когда она сказала:
«Она несет его. Плачет. Ей хочется, чтобы кто-нибудь пришел».
«Твоей бабушке?»
Наверно, я сказал это громче, чем собирался, потому что Крапива села и спросила, что произошло.
Мукор указала на продолжение туннеля и сказала:
«Недалеко».
Но она была далеко. Мы уже потеряли из вида своих друзей, когда, наконец, встретили майтеру Мрамор, кое-как одетую в сутану авгура, такую длинную, что она подметала пол туннеля; в руках она несла Квезаля. Я уже пытался объяснить, что ее лицо не могло выражать никаких эмоций; но сейчас все ее тело выражало самую душераздирающую муку.
«Он ранен, — сказала она нам. — И не дает мне что-нибудь сделать, чтобы остановить кровь».
Ее голос разрывался от горя.
Лицо Квезаля повернулось к нам, медленно, как головка цветка; и оно было ужасно: не распухшее или ввалившееся, но уродливо изменившееся, как будто рука смерти стиснула его подбородок и скулы.
«Я не кровоточу, — сказал он. — Вы видите кровь, дети мои?»
Полагаю, мы покачали головами.
«Вы не можете остановить мне кровь, потому что я не кровоточу».
Я предложил понести его, но майтера Мрамор отказалась, сказав, что он ничего не весит. Позже я обнаружил, что она почти не ошибалась — я поднимал своих младших братьев, которые весили больше.
Крапива спросила, кто стрелял в него.
«Труперы из Тривигаунта. — Он попытался улыбнуться, но сумел только выдавить из себя гримасу. — Они там, дальше, дитя мое. Они копали траншеи к западу от города, надеясь найти недалеко от поверхности туннель, и нашли наш. Они думают, что с нами Шелк. — Он выдохнул. — Но они в любом случае попытаются остановить нас. Им это приказала Сфингс».
«Мы обязаны исполнить волю Паса», — сказал я.
«Да, сын мой. Никогда не забывай своих слов».
К тому времени мы уже почти достигли спящих. Крапива побежала вперед и разбудила Прилипалу, зная, что авгур — лучшая замена там, где нет врача; но Квезаль не дал ему осмотреть рану.
«Я очень старый человек, — сказал он, — и готов к смерти. Пускай она придет ко мне как можно быстрее». — Тем не менее, он умер только на следующий день, когда мы уже начали пересекать бездну.
Прилипала принес ему Мир Паса, и, когда он закончил, Квезаль отдал ему свой гаммадион, сказав:
«Твоя очередь, патера. Тебя обманула Сцилла, но ты возглавишь Капитул на Витке Короткого солнца».
(Так и произошло. Хотя здесь много других святых мужей, Его Святейшество патера Прилипала возглавляет то, что в других городах называют Вайронезской Верой. Я добавляю это замечание потому, что, насколько я знаю, не все мои читатели родились в Вайроне, и те, кто копирует копии Крапивы, могут быть незнакомы с Капитулом.)
Но я забежал вперед. Поскольку Квезаль отказывался отвечать на наши вопросы так же упорно, как и от обработки раны, мы спросили, что произошло, у майтеры Мрамор.
«Я лежала и не спала, — сказала она, — думая о всяких вещах. О том, как мы видели Главный компьютер, о дорогой Синель и Гагарке, о патере Шелке и Гиацинт. Спрашивала себя, жив ли еще мой дорогой муж, и о… ну, всяком разном.
И тут я увидела, как Его Святейшество встает и идет вниз по туннелю. Я сказала Мукор не беспокоиться, что я скоро вернусь, пошла за ним и спросила, куда он идет. Он сказал, будто боится, что впереди может ждать опасность, и, поскольку он никак не может заснуть, он хочет посмотреть. Я ответила, что он не должен так рисковать собой, можно послать Макаку или одного из других мальчиков».
Здесь она прервалась и начала бесконтрольно всхлипывать; она плакала так долго, что многие из слушателей ушли, чтобы поговорить между собой; но Крапива и я остались вместе с Прилипалой, Ложнодождевик и немногими другими.
Восстановив самообладание, она продолжала:
«Я хотела, чтобы он кого-нибудь послал. Он приказал мне идти обратно, а я сказала, что сейчас я, слава Пасу, мирянка, не обязана ему подчиняться и поэтому не собираюсь дать ему уйти одному и быть убитым. И еще сказала, что пойду с ним. Он ответил, что знает эти туннели, потому что приходил сюда в одиночку и заставил Аюнтамьенто говорить с ним, хотя они и не хотели, и он знает все опасности. Но я не ушла».
«Вы ни в чем не виноваты, Мэгги, — сказала Крапива. — Не знаю, как это произошло, но я знаю вас, и вы всегда поступаете правильно». Мы, все остальные, поддержали ее.
Майтера Мрамор покачала головой:
«Мы шли долго, очень долго, пока не вышли на перекресток, на котором встречаются четыре туннеля. Я спросила, куда мы пойдем, и он сказал, что повернет направо, но я должна вернуться назад. И вошел в правый туннель. Этот туннель, правый, был самым темным
