Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
Вийон догадался уже, зачем брат из скриптория так настойчиво повторял, чтобы он не боялся ничего, спускаясь по коридору. Реньяр надеялся, что несчастный посланник епископа свалится с клифа и закончит жизнь на скалах у подножия монастыря. Как мило, что он ошибся!
– Ты искал останков проклятого Фаустина?! – крикнул Реньяр. – Этого безбожного шельмы, дьявольского отродья, который пробуждал в аббате Гиссо нечистые желания, а нас всех водил за нос, будто прирученных медведей?! Откуда ты узнал, что мы отнесли его в Затопленную крипту? И что бросили в море еще при жизни старого аббата так ловко, что он не всплыл наверх? Пусть теперь соборует сирен на морском дне! Впрочем, через миг ты и сам узнаешь от него обо всем. Уж поболтаете там себе спокойно, не вспоминая больше о том, чтобы заняться мужской содомией.
Реньяр выставил правую руку из-под полы рясы, а в ответ Вийон чуть не засиял улыбкой. В руке монаха он увидел широкий мясницкий нож – наверняка подходящий, чтобы резать на четверти телятину или свинину, но неудобный, чтобы порубить на куски парижского вора и шельму.
– Я не знал, – бормотал он, пытаясь убедить Реньяра, будто вот-вот наделает в штаны. – Я вам вовсе не враг. И не знаю никакого Фаустина. Да, это правда… Епископ заплатил мне, но я не позволю себя четвертовать за его сребреники… А хотите – так и вам отдам… четверть… половину… – он затрясся так, что защелкали зубы.
Он заметил, что Реньяр уже не так внимателен, как поначалу, что он то опускает, то снова поднимает руку с ножом.
И тогда он напал.
Ударил с полуоборота, вырывая чинкуэду из-за пояса, хлестнул бенедиктинца поперек брюха, с одного удара пропоров черную рясу, сорочку и кожу, развернулся в пируэте вокруг собственной оси…
Реньяр завыл, хватаясь за кровоточащий живот, но не свалился с ног, Вийон мгновенно понял, что не сумел пробить одним ударом все слои сала, а потому клинок чинкуэды не добрался – даже не коснулся – требухи. Монах ударил ножом снизу, метя в подбрюшье поэта, но вор отбил удар левой рукой в сторону – нож прошел в пальце от его бедра и одновременно достал монаха, простым тычком справа, воткнув чинкуэду под левую подмышку и сразу ее вынув.
Библиотекарь захрипел, обрушился на Вийона всей своей тяжестью. Схватил его за руку, ударил головой в лоб поэта. Вийон согнулся, отлетел назад, ударился спиной о скалу, раскинул руки, не выпуская кинжала. Реньяр был словно атакующий бугай: рана, казавшаяся смертельной для сельского парубка, была для него не опасней, чем укол шпилькой для волос. Он схватил поэта, сомкнул руки, стремясь смять его ребра в медвежьей хватке.
Вийон завыл. Вдруг раздался короткий треск, камень ушел у него из-под ног. Пол коридора треснул поперек, тонкая трещина прошла по обеим стенам. А потом огромный кусок скалы откололся, и они полетели вниз – прямо на мокрые от воды камни и обломки скал, на высокие нагромождения битого булыжника внизу клифа.
А когда падали, словно низвергнутые на землю ангелы, рука поэта сама описала крюк за спиной Реньяра. И воткнула чинкуэду туда, где заканчивалась спина монаха, – прямо в левую почку.
Они рухнули с огромной высоты на наклонную скальную плиту. Поэт вскрикнул, понимая, что ничто их уже не спасет. Но всего за миг до того, как он ударился о камни, высокая волна, серая, как валун, ударила в основу клифа. Море, обычно такое убийственное, на этот раз протянуло ему руку помощи.
Вийон ударился спиной о воду, сразу ушел на дно, захлебнулся, захрипел от нехватки воздуха. С усилием оттолкнул в сторону тело Реньяра, а почувствовав под локтем твердое дно, оттолкнулся от него изо всех сил.
Волна откатилась, волоча его следом, дергая за мокрые полы рясы. Давясь и кашляя, поэт вскочил на ноги. Знал, что нужно бежать отсюда, уходить как можно скорее, прежде чем новый вал смоет его в море и разобьет о встающую над ним гранитную стену.
Прыгнул в сторону – туда, где высилась осыпь камней и обломков подмытого обрыва. У него почти вышло: очередная волна добралась до него, когда он наполовину уже взобрался на очередную плиту, и подбросила его вверх, потащив в бессильном гневе.
Вийон замер, стоя на коленях. Где-то там, на западе, умирало за грозовыми тучами солнце, а на сморщенную, гневную поверхность океана легла тень близкой грозы. Поэт встал и, согнувшись, откашлялся. Поднял голову и понял, что не сумеет вернуться в монастырь через катакомбы – ему пришлось бы обходить обрыв, у подножия которого он оказался. И нужно было уйти отсюда как можно скорее, пока шторм не набрал силу.
Далекий гром грянул, словно приближающееся войско – в барабаны. Вийон прыгал по камням, оскальзывался на каменных осыпях. Спешил.
Но вдруг спешка его вмиг улетучилась. Поэт остановился. В скальной щели пятью шагами ниже заметил он продолговатый черный предмет, выброшенный волнами.
Еще не до конца понимал, что это, но уже бежал туда. Упал, тяжело дыша, на колени и онемел. Это был гроб. Деревянный, прогнивший от долгого пребывания в морской воде, опутанный железной, проржавевшей цепью.
Но зачем опутывать гроб цепями?
Разве что для того, чтобы то, что внутри, не вышло наружу.
Это ли имел в виду Бенедикт Гиссо, когда писал: «В Затопленную крипту отведу тебя?!» Неужели аббат говорил об этом?
Гроб был полуразрушенный, дырявый. Вийон глянул внутрь, но там было пусто. Зато он заметил кое-что другое. Доски были проломлены внутрь. Поэт понял, что тот, кто был заперт в опутанном цепью гробу, не имел никаких шансов выбраться из ловушки. И что вбитые внутрь доски свидетельствуют о чем-то противоположном: а именно, что некто посвятил немало труда и усилий извне, чтобы достать из ящика его содержимое.
Он отер морскую воду со лба. И понял, что настал самый подходящий момент, чтобы поговорить с новым аббатом.
6. Незадолго до вечерни
– В аббатстве совершено убийство, – сказал измученный, трясущийся Вийон, стоя перед Яковом де Монтеем. – Ваш предшественник, преподобный Бенедикт Гиссо, приказал сбросить в море своего любовника, некоего Фаустина – молодого монаха, к которому он воспылал содомитским чувством. Сделал он это, когда узнал, что его ученик и конфидент заинтересовал епископа Гийома де Малеструа. Ваше преподобие, над этим монастырем тяготеет грех, и именно это может оказаться причиной, по которой море отбирает от Мон-Сен-Морис кусок за куском.
Аббат поднял бледный взор от молитвенника. Глаза его были измучены и печальны.
– Доказательства, брат? Есть ли у тебя какое-то доказательство твоих слов?
– Имя Фаустина вырезано на надгробии предыдущего аббата. – Вийон не дал сбить себя с толку. – А прежде всего, – он вложил в руки аббата свернутые пергаментные страницы, – стихи, которые я нашел в гробу аббата Гиссо и в которых он описывает свою нечестивую любовь к Фаустину. Остальное, преподобный, вы узнаете от собственных монахов, потому что я готов голову дать на отсечение, что они скрывают правду.
Ознакомительная версия. Доступно 27 страниц из 133
