Но даже посреди столь пышного зрелища, Петер не проглядел жаждущие лица десятков и десятков изголодавшихся детей, которые бесцельно бродили меж лодками и умоляли о глотке пресной воды, о кусочке хлеба. Сердце в нем ёкнуло, и он подозвал некоторых из них.
– Малыши, – тихо сказал он, – что вы здесь делаете?
Худенькая девочка с длинными рыжими волосами, собранными в пучок, печально посмотрела на него. Лицо у нее осунулось. «Кожа да кости, – подумал о ней Петер. – На вид лет семь».
– Ich habe hunger, Voter, – произнесла она. – Я устала и потерялась.
Глаза Петера увлажнились, и он потянулся, дабы обнять ее, но она испуганно отпрянула он прикосновения его рук.
– О, драгоценный агнец, – произнес он. – Славная девочка, не бойся.
Она посмотрела на него своими круглыми зелеными глазами.
– Я пришла издалека. У меня никого не осталось. Я совсем одна.
К крестоносцам стали подтягиваться остальные бродяжки, грязные и подозрительные, но жаждущие утешения и защиты. Петер улыбнулся кольцу обнадеженных лиц, собравшихся вокруг него.
– И ты, славный отрок, и ты, Madel, и ты… и ты… да придет на вас благословение.
Наперед выступил отважный мальчик лет четырнадцати с побитыми, опухшими ногами. Его длинные волосы песочного цвета были страшно спутаны, лицо, замаранное сажей, вытянулось от истощения, а голубые глаза заплыли кровью и слезились.
– Меня звать Гельмут, я родом с земли лорда Орсбаха возле Бремена… и… я хочу домой.
Петер устало сел на землю и кивнул головой, а тем временем крестоносцы окружили новоприбывших. Отряду показалось, что их верный проводник вдруг постарел на добрую сотню лет. Сначала он и говорить-то не мог, а только смотрел на толпу детей, которые тянулись к нему со всех сторон. Наконец он ответил терпеливому мальчику:
– И ты вернешься домой, милый мальчик, вернешься. А как твое имя, дорогуша? – он снова обратился к рыжеволосой малышке.
Она долго колебалась, а потом, всхлипывая, проговорила:
– Ава. И… я не знаю, откуда я.
– Кто из вас знает Аву? – спросил Петер остальных.
Дети молчали.
– Тогда, моя милая, – сказал он, – ты будешь со мной, и вместе мы отыщем твой дом.
Петер подозвал Гертруду к себе и познакомил ее с Авой. Гертруда взяла новенькую за обе руки, и они улыбнулись друг дружке. Старик окинул взглядом растущую толпу.
– Послушайте меня, дети. Я рад всякому, кто хочет стать моим другом. Но вначале я должен помочь своим прежним друзьям продолжить странствие.
Петер всем телом налег на посох, ибо сердце его было тяжело. Он очень, очень устал. Но лица, сияющие улыбками вокруг него, подбодрили его.
– А теперь все, кроме Вила, ждите здесь и не сходите с сего места. Познакомьтесь между собой и до моего возвращения ни с кем не заговаривайте из здешних.
Вил, кажется море не думает распахивать свои воды. Ежели тебе уж очень надобно продолжать путь, идем искать корабль.
– Корабль – так корабль, – отвечал Вил. В его глазах мелькнул огонек решимости, и у Петера на душе стало неспокойно: а вдруг мальчиком вновь овладела самодовольная гордыня?
Они вдвоем покинули отряд и принялись искать среди кораблей тот, который плыл в Палестину. Тщетно они поднимались на каждый корабль, встречая обязательные насмешки и ругательства команды. Но на их долю выпадало куда больше ненависти окружающих, чем сквернословия простых матросов, и они терпеливо сносили все, прежде чем их поиски привели их к борту «Madré Maria».
– Эй, славный capitano, – обратился Петер. – Я ищу судно, чтобы провезти нескольких паломников в Палестину.
Капитан направился к Петеру, обидно смеясь, подобно всем остальным.
– Неужто? Вот беда! Жаль, малость опоздали, – сказал он. – Не далее, как на праздник Святого Михаила из этого самого порта вышло семеро судов, до отказа набитых светлолицым отрепьем.
– Ara, понятно. А когда было Святого Михаила?
– Ха-ха! Да третьего дня. Празднество было на славу: что верно – то верно.
Лицо Петера вытянулось, а по коже пошли пятна.
– Неужто никто не поможет бедным bambini, которые чуть отстали от остальных?
– Гм! Несчастные дети, говоришь? Эти дьяволята все идут и идут откуда-то с гор. Мы собираем их и отправляем подальше, но они все прибывают. Тысячи из них отправились в южные порты… или в Рим.
Да они просто воришки, и приносят с собой заразу. Скоро мы всех их потопим, как крысят.
Петер стукнул посохом о палубу.
– Это же дети! – вскричал он. – Бедные, беззащитные дети!
– Тоже мне, беззащитные! – кинул проходящий мимо матрос. – Такие беззащитные, что аж не могут не украсть. Когда я был мальчишкой, и за меньшую провинность могли вздернуть на pee. No. Они заслужили то, что заслужили.
– И что же это? – прорычал Петер.
– Побудь на пристани до темноты, – ответил матрос, – и увидишь, что станет с теми, кто не сумеет спрятаться… особенно с желтоволосыми девчонками.
Ярость бушевала в Петере как левиафан, поднимающийся со дна океана, и сквозь сжатые зубы старик процедил ухмыляющемуся моряку:
– Будь же проклят. Пусть мучения грядущих веков прейдут на душу твою, пусть…
Вил взял Петера за локоть и успокоил наставника. Матрос расхохотался и вперевалку пошел к трюму. Когда священник унял свою ярость, он направил жесткий взгляд на удивленного капитана.
– Я снова спрошу, capitano: какой корабль сможет доставить нас в Палестину?
Мужчина погладил короткую черную бородку и ответил:
– За добрую цену, старик, я разузнаю о нужной пристани. Но, полагаю, твой многочисленный выводок крестоносцев не способен заплатить мне за хлопоты. Они не могут ни грести, ни справляться с парусами…
– Верно, сир, – резко перебил его Петер. – Но в одном вы ошибаетесь. Детей-то меньше дюжины, и у них водятся деньги.
– Значит, – рассмеялся капитан, – они владеют целым состоянием, раз способны оплатить столь далекое путешествие! Посмотрим, что я смогу найти для вас.
Петер поблагодарил человека и вместе с Вилом отошел к краю пристани. Они сели на почерневшие от времени доски и уставились вдаль.
– Как бы мне хотелось запомнить это на всю жизнь, Петер, – проговорил Вильгельм. – Это море, это солнце… Кажется, солнце вот-вот утонет в безбрежной воде.
– Смотри и запоминай, юноша. Вдыхай запахи, внимай звукам, ощути солоноватый привкус моря на языке. Да-да, и даже запомни прикосновение шершавого дерева. Почувствуй жизнь юноша. Почувствуй дыхание жизни!
Вдруг к ним подбежал Хайнц.
