Расстояние между вертолетными армадами сокращалось. Это было что то вроде психической атаки. Лоб в лоб или стенка на стенку. Все это мы видели своими собственными глазами. Я был уверен, что еще секунда другая и будет открыт ураганный огонь, начнется грандиозное воздушное сражение. Но случилось самое неожиданное. Мчащаяся с запада армада соединилась, слилась с армадой, неподвижно зависшей над Москвой, и через несколько секунд, пройдя с виртуозной точностью насквозь, отделилась и стала удаляться. Ничего не произошло. Ни одна машина не задела, не царапнула другую винтом или бортом. Однажды я видел нечто подобное, когда две громадные стаи черных птиц летящие друг на друга смешались, и на какое то мгновение показалось, что теперь они сольются вместе, — однако они снова разделились и самостоятельно проследовали каждая в своем направлении.
В результате эскадрилья вертолетов, прибывшая извне, разделилась над Городом на несколько звеньев и взяла под свой контроль и охрану правительственные здания и Кремль. Непонятно только, кто угрожал Кремлю и правительственным учреждениям? Неужели Москва?
Наблюдая с балкона за устрашающими воздушными маневрами, мы успели ужасно продрогнуть. Мы вернулись в теплое помещение, и Альга увлекла меня в какую то боковую дверь. Во влажной темноте я уловил насыщенный запах свежей зелени. Девушка щелкнула выключателем, свет вспыхнул сразу повсюду, и появился повод изумиться еще раз.
Строго говоря, комната, в которой мы оказалась, именовалась ванной, однако язык не поворачивался назвать ее этим заурядным словом. Это было нечто среднее между ванной комнатой, оранжереей и необыкновенным павильоном, вроде серпентария, террариума и аквариума вместе взятых. В оформлении интерьеров и формировании внутреннего пространства помещений, Альга демонстрировала самые блестящие способности и невероятную изобретательность. Признаюсь, осматривая ее апартаменты, я уже не раз пожалел про себя, что ее не было рядом со мной в те времена, когда я работал над проектом Москвы — мы могли бы с ней найти общий язык, и, наверняка, из нее получилась бы идеальная помощница, схватывающая все с полуслова…
Не успел я сообразить что к чему, Альга нажала кнопку на пульте управления, и отовсюду — снизу, сверху, сбоку — брызнула, хлынула, полилась великолепная бурлящая вода. По ступенькам из искусственного мрамора с оттенком малахита, мы сразу поднялись к небольшому трехъярусному бассейну, который уже пенился, словно кипел, и представлял собой как бы три ступенчатых водопада, переходивших один в другой. Здесь не было ни одной острой грани или острого угла, ни одной плоской стены. В пол и стены были вмонтированы разновеликие аквариумы, и из за того, что снаружи по их стеклам бежала вода, создавалось впечатление, что это единое пространство, в котором обитали всевозможные пресмыкающиеся и рыбы. Возможно, живые существа были не настоящие, а искусно выполненные муляжи, но в первый момент я даже не подумал об этом, и едва не задохнулся от восторга и замер на месте, боясь наступить на какую-нибудь лениво ворочающуюся черепаху или задеть рукой змею. Со всех сторон свисали целые охапки листвы, сквозь которую шумели потоки воды. Растения буквально прорастали сквозь стены, пол и потолок, — ветки кедров, гибкие ивы и виноградные лозы. Микроскопическая водяная пыль сверкала в воздухе и на лепестках лилий.
Альга обняла меня, и мы вместе плюхнулись в бурлящую воду среднего бассейна. Температура воды контрастно менялась в зависимости оттого, в каком уголке бассейна мы находились. Менялись и запахи. То пахло морским йодом, то речными кувшинками. Источники, бившие со дна, имитировали то выбросы горячих гейзеров, то потоки студеной родниковой воды. Лишь своеобразный душ, — а вернее, перемешивающиеся косые полосы ливня — были теплыми, как нежный летний дождь. Для меня, неистового любителя поплескаться в воде, это был настоящий водяной рай. И девушка вилась около меня, словно речная нимфа.
Тогда у меня не промелькнуло даже мысли о том, что в этом чудесном раю уже побывали и развлеклись, по всей вероятности, многие значительные персоны, — не говоря уж о Папе. Впрочем, мне, повторяю, это было абсолютно безразлично.
Альга незаметно убавила яркое освещение, и помещение погрузилось в приятный полусвет. Затем мы устроились на обширном, вроде мраморной скамьи, теплом ложе и долго, увлеченно мыли перемывали, терли растирали друг друга при помощи всевозможных бальзамов, смесей, гелей, мочалок и губок. Наши тела скрипели, как идеально чистое стекло, и светились так, словно кровь, текшая у нас в жилах, вдруг начала фосфоресцировать. Затем мы снова принимались обниматься, играть, целоваться и купаться.
Утомившись плескаться, я, словно морж или тюлень, выполз на гребень верхнего яруса, лег на спину и, чуть наклонив голову набок, с улыбкой смотрел на купающуюся нимфу. Вода как будто текла сквозь меня, — сквозь мои мысли и душу. Освежая, очищая. Блаженство, какое блаженство!
Я неожиданно заснул. Потом в полусне, поддерживаемый Альгой, я выбрался из чудесной ванной комнаты. Мы устроились на шелковых подушках на изумительно раскачивающейся кровати. Когда я проснулся, мне показалось, что я проспал совсем недолго, но, оказалось, почти целые сутки. Впрочем, это меня нисколько не обеспокоило и не встревожило. Мне казалось, что никто даже не заметит нашего отсутствия. Я чувствовал себя необычайно — как никогда свежим и бодрым.
— Сейчас утро или вечер? — спросил я, сладко потягиваясь и глядя в раскрытое огромное окно, где уже не было розовой луны, а было нежно голубое небо и белые облака, в которых играли веселые солнечные лучи. Ей Богу, мне показалось, что до моего уха доносится птичье щебетание.
— Тот день прошел, — сказала девушка, — а сейчас утро нового дня.
Кажется, все это время она была со мной. По крайней мере теперь она сидела с ногами на кровати с маленькой записной книжкой на коленях и авторучкой. Судя по всему, это была та самая записная книжечка, сунув которую вместе с зубной щеткой в рюкзачок, Альга покидала родительский дом. Она взглянула на меня, и я вежливо отвернулся, поспешил отвести взгляд, чтобы не смущать ее и не смущаться самому. Если ей хочется что то записать, пусть себе пишет. Кто знает, может быть, она вообще пишет между делом интимные записки обо всем и обо всех, с кем ей доводилось общаться в ее московских приключениях
Но Альга заметила мой взгляд и тут же протянула мне книжку. Покраснев, я замотал головой, но она, усадив меня на диван, все таки вложила ее мне в руки.
— Да! Прошу тебя! — попросила она с улыбкой. — Мне хочется, чтобы ты взглянул, прочел…
Я тоже уселся на кровати, подобрав под себя ноги, и принялся медленно перелистывать страницы. Изящным тонким женским почерком сюда были занесены милые и трогательные, коротенькие поэтические впечатления молодой девушки, датированные последними месяцами. Что то вроде древних восточных миниатюр. Мне запомнились два таких текста — самых последних, как раз сегодняшних:
Когда запели птицы,
Мы поняли,
Что это утро нас нашло
И разлучить спешит…
