с Антонией и Эмилией, было для него как гром среди ясного неба.
Общая сумма выкупа, которую потребовали пираты за Скавра, Антонию и Эмилию, была огромна – пятьдесят талантов. Эвпатриды моря хорошо знали, что Марк Антоний и особенно принцепс сената Марк Эмилий Скавр были самыми богатыми среди римлян.
Незадачливый следователь по делам о морском разбое, его жена и сестра, а заодно и старый нерулонский меняла, за которого пираты назначили выкуп в пятнадцать талантов, были освобождены спустя восемнадцать дней после заточения пещере, которую пираты называли «пещерой циклопов». Пленники и пленницы могли только догадываться, что она находилась где-то на сицилийском берегу.
Обмен производился в открытом море у входа в пролив Харибды.
Пираты прибыли за выкупом на быстроходной гемиоле. С римской стороны обменом руководил Марк Гратидий, прибывший к условленному месту на тяжелой квадриреме. По предварительной договоренности, оба корабля сблизились на расстояние двух полетов стрелы. С квадриремы и гемиолы были спущены лодки. На полпути между кораблями обе лодки сблизились вплотную. Здесь пираты передали римлянам двух пленников и двух пленниц, получив взамен традиционные корзины107, наполненные серебряными монетами общим весом в шестьдесят пять талантов. Пираты принимали серебро, взвешивая их на своих весах…
Хотя Марк Гратидий в глубине души осуждал вопиющее легкомыслие избалованного отпрыска принцепса сената, никаких распоряжений на его счет от претора к нему не поступило. Видимо, Антоний не хотел придавать всему этому делу огласку. Поэтому и Гратидий, ничем не выдав своего отношения к поступку Скавра, в скором времени поручил ему обследовать восточное побережье острова, выделив ему для этой цели десять дозорных кораблей с десятью легионерами на каждом из них. Он почему-то был уверен, что тайное пиратское гнездо находится где-то на пустынных берегах между мысом Пахин и Тавромением. Скавр должен был произвести проверку всех подозрительных приморских усадеб вблизи глубоких бухт, где могли укрываться пираты и их пособники.
Сам Гратидий имел особое поручение претора – провести важное расследование в Сиракузах. Дело было не совсем обычным. Гратидий еще находился в Мизенах, когда к Антонию явились двое рабов-доносчиков, сообщивших ему о своем господине, владельце гостиницы в Сиракузах, который, по их словам, являлся ближайшим другом и пособником критского архипирата Требация. Антоний передал доносчиков Марку Гратидию, приказав ему захватить владельца гостиницы, который мог дать важные показания.
В последний день апреля Гратидий покинул гавань Мессаны на либурнийском корабле, взяв с собой пятнадцать легионеров. Этого количества солдат он посчитал достаточным для того, чтобы схватить пирата и задержать гостиничных прислужников, если бы они оказали сопротивление. Он подозревал, что и прислуга хозяина деверсория состоит из отъявленных злодеев.
После двухдневного плавания либурна преторского легата вошла в Большую гавань Сиракуз. Как только корабль бросил якорь у предмостных ворот острова Ортигии, Гратидий и его солдаты высадились на берег. Не мешкая, они быстро зашагали по улицам, ведущим к восточой оконечности острова. Путь им указывали доносчики, два молоденьких раба Видацилия, владельца гостиницы «Аретуса».
Самого хозяина заведения Гратидий не застал на месте. Перепуганный старик-управитель сообщил, что господин уехал по каким-то делам в Леонтины. Гратидий занялся слугами. Но несмотря на то, что всех рабов солдаты подвергали избиениям и пыткам, ничего толком легат от них не узнал. Он приказал заковать их в цепи и на следующий день отправился обратно в Мессану.
Видацилий, хозяин «Аретусы», очень вовремя покинул Сиракузы, заподозрив неладное после исчезновения двух своих рабов. Они и раньше ему не внушали доверия. Он приобрел их на рынке два года назад. Юнцы были резвыми и не в меру любопытными. Возможно, они о чем-то подслушали и что-то пронюхали. Конечно, эти два маленьких негодяя могли просто пуститься в бега, но Видацилий сразу насторожился. Всем его рабам жилось неплохо: они были сыты, хорошо одеты и обуты. «От такой жизни не бегают», – сделал вывод старый пират.
Он решил, взяв с собой все наличные деньги, отсидеться где-нибудь поблизости. Гостиницу Видацилий оставил на попечение управителя, которому он на прощание сказал, что у него есть неотложное дело в Леонтинах. Однако он отправился не в Леонтины, а в Даскон, небольшой городок, отстоявший от Сиракуз всего на три мили, и снял там комнату в доходном доме.
Через десять дней он убедился, что опасался не напрасно. В одной из харчевен он услышал разговор о прибытии в Сиракузы римского корабля во главе с преторским легатом, который произвел расследование и подверг пыткам рабов в одной из гостиниц на Ортигии. У Видацилия не оставалось сомнений, что именно в его «Аретусе» римский легат проводил дознание. Вскоре он точно узнал, что не ошибся.
И тогда Видацилий принял решение навсегда покинуть Сиракузы. Из Даскона он пешком отправился в Бидис, купил там молодого лошака и верхом продолжил путь на север вдоль побережья, намереваясь сначала посетить друга своего Геренния в его имении близ Катаны и после этого перебраться в Тиндариду, где жил его родной брат, тоже бывший пират.
Видацилий всем нутром чувствовал, что на этот раз римляне всерьез взялись за пиратов и пора уже ему найти скромное пристанище в какой-нибудь глуши, доживая там свой век на те деньги, которые удалось скопить.
Когда Видацилий добрался до Убежища, Геренний и все обитатели усадьбы находились в совершенном неведении относительно того, какие тучи собираются на горизонте их привычного благополучия. О приготовлениях претора Антония в Мизенах они еще не знали.
Глава пятая
Заложницы
Сообщение Видацилия о том, что римляне учинили разгром в его гостинице, поначалу не произвело особенно большого впечатления на Геренния. Он был далек от мысли, что и его усадьбе может грозить такая же опасность. Сочувственно выслушав своего друга, который и ему настоятельно советовал «сниматься с якоря», старик высказал свое мнение о сложившейся ситуации.
– Жаль, что ты потерял «Аретусу», – сказал он. – Виной всему, конечно, доносчики, чтоб им пропасть! Решили заработать у римлян свободу и получить вознаграждение за предательство! Ничего! Когда-нибудь доберемся до них! – с угрозой закончил он.
– Вы уж постарайтесь разыскать негодяев, – злобно скрипнул зубами Видацилий. – В мешок их вместе с гадюками и шелудивыми псами, на корм рыбам и крабам!
– Но откуда этим двоим знать про Убежище? – вслух размышлял Геренний. – Мои люди частенько посещают таверны Катаны и Абрикса, прислушиваются, о чем в них судачат тамошние моряки. Будь на мне даже тень подозрения, не стали бы они молчать – заговорили бы обязательно. Но пока все тихо. Вот и Ювентина ни о чем таком не слышала, а ведь она постоянно наведывается в Катану, посещает там театр и вообще крутится среди горожан, прислушиваясь к их болтовне.
– Что ж! Мое дело предупредить тебя! – сказал Видацилий, думая о будущих невзгодах собственной жизни.
– Если хочешь, оставайся у меня! Здесь ты никому не будешь в тягость, – предложил Геренний.
– От всей души благодарю тебя, мой друг, но я поеду. Тянет меня к брату – давно уж не виделись. Прощай! Пусть боги тебя охраняют, добрый Геренний!
После отъезда Видацилия Геренний все же крепко задумался. В глубине души он соглашался с опасениями старого приятеля. Он поймал себя на мысли, что ему до боли в сердце не хочется расставаться с усадьбой. Геренний провел в ней около четырех лет. Здесь он впервые ощутил себя настоящим хозяином, о чем так мечтал еще в Риме, когда Тиберий Гракх поднял неимущих плебеев на борьбу за землю. Но благородного трибуна убили оптиматы, и ему, безродному пролетарию, пришлось искать спасения в Пергаме, у гелиополитов Аристоника. Потом, когда восстание гелиополитов было подавлено и Требаций предложил изгнанникам заняться морским разбоем, Геренний последовал за ним без колебаний. Отчаяние и ненависть руководили им тогда. Так и состарился он на тяжелой морской службе. Требаций по дружбе помог ему обосноваться в этом благодатном краю. Много тепла и света, ласковое море. Что еще нужно старому человеку? Пираты на весьма выгодных условиях доставляли в Убежище ценные и ходовые товары, которые он потом сбывал
