— Будешь с мамой спорить? — Мгновенно выйдя из образа «Я нашла идеального мужчину», встала мама в позу Мамы: грозный взгляд, уверенное выражение лица, прямая спина и упёртые в бока кулаки.
Ведьма. Вот как есть.
С тугой чёрной косой по пояс, с чёрными глазами и густыми ресницами, светлой ровной кожей и выразительной фигурой. Мама была выше меня, что позволяло ей лишний раз указывать на то, что я ещё маленькая. Наверно, родители никогда не перестают считать своих детей детьми.
Взять того же Акара. Ему триста десять лет, а за него всё равно родители брак заключили. И почему это я опять о нём подумала?
Руку чуть закололо от желания коснуться спрятанного под одеждой кулона. Пришлось покрепче перехватить книгу на коленях и привычно ожидать, когда внезапный порыв пройдёт.
Всё время проходит, уже неделю, что протекла с момента нашей встречи с этим эором. Со всей ответственностью: это была очень тяжёлая неделя.
Я думала, что перестану думать про Акара, погрузившись в свои привычные дела, а в итоге добилась того, что этот невероятно раздражающий меня эор мог ворваться в сознание в самый неожиданный момент. Как вспышка, как разряд молнии — бабах! И я уже не могу выгнать его из мыслей, вспоминая хрипловатый низкий голос, внимательные чёрные глаза и его «Тогда пока, Давина».
Раздражает. Действительно раздражает, что при всех доводах разума я всё равно продолжаю о нём думать. Зачем? Да кахэш его знает!
— Буду, — упрямо заявила я маме, опуская взгляд на книгу в руках, — мне не нужен жених. А если ты опять приведёшь его к нам домой, то я его прокляну.
Я могу, и мама это знает.
— Я расколдую, — тут же отзывается она, не собираясь сдаваться.
— Вот и замуж за него сама выходи, — отмахнулась я, не имея желания с ней спорить.
Это может занять орэ, а то и больше. А у меня сейчас нет настроения: приближающийся шабаш заставлял мелко подрагивать мои руки и стягиваться напряжённым ожиданием что-то внутри, а мысли об Акаре делали меня ужасно раздражительной.
— Давина, ты не можешь всё время быть одна. — Мама специально не заметила моей занятости.
— Ты же можешь, — напомнила ей безразлично, пытаясь сосредоточиться на строчках перед глазами.
И быстрее, чем обычно, перевела наш разговор за грань спокойного.
— А тебе обязательно на меня ровняться? — Вскинула мама изящные брови.
Я знаю её настолько хорошо, что мне уже даже необязательно видеть её, чтобы знать, какой именно мимикой она подчёркивает свои слова.
— Мам, давай не будем, ладно? Мне нужно готовиться. У меня есть все шансы попасть в Ковен.
Ковен… мечта для каждой ведьмы. Туда берут только лучших, только сильных, только самых-самых. Я сильная. Надеюсь, что я ещё и лучшая, и ведьмы Ковена, старейшины, заметят это.
Они должны заметить меня. Выделить из толпы молодых глупых ведьмочек и дать шанс стать великой, как они.
Я с раннего детства мечтала об этом. Готовилась и представляла, что лучшие из ведьм возьмут меня в свои ученицы. Как научат всему, что знают сами, помогут стать легендарной. Может быть, обо мне даже будут слагать легенды, как о Великой Каримис, храброй и смелой ведьме. Она тоже была боевой, и в своё время спасла очень многих от самых разных неприятностей.
Я тоже буду такой. Поселюсь в каком-нибудь городе и буду оберегать его жителей. И пусть обо мне не будут знать все, зато горожане точно запомнят мои подвиги и будут благодарить.
Это будет жизнь, наполненная приключениями и опасностями. А ещё в этой жизни не будет никаких женихов, подсовываемых мамой. Вот это будет настоящее счастье!
— В Ковен и в двести пятьдесят берут, а вот личное счастье нужно успеть построить.
В этом моя мама. К сожалению, у неё нет ни того, ни другого, но она ведёт себя как настоящая ведьма: делает вид, что всё идёт по плану. Мало ли, насколько абсурдный у неё план.
Попасть в Ковен она пыталась дважды, но оба раза старейшины отмахнулись от неё, сказав, что лесных чаровниц у них полно. Маму это, конечно расстроило, но она не опустила рук и решила заниматься тем, что у неё получается лучше всего: лесом и чарами, собственно.
И теперь моя мама была прославленной на весь наш небольшой, но дружный Рийлан, как самая лучшая ведьма в округе. Мы с ней жили на окраине, но дорогу к нашему небольшому домику знал каждый житель.
Как болезнь, так к маме. Как муж изменяет, так к маме. Как урожай не вышел, так к маме. Она и вылечит, и метлой по голове настучит, и слов заветных нашепчет. Мировая у меня мама, на неё все молятся.
И я тоже буду такой. Найду себе другой город и буду также помогать жителям. Если возьмут в Ковен, то мама будет мной гордится, а если не возьмут… Что ж, жизнь на этом не закончится, вот только я уверена в том, что меня возьмут.
— Не хочу я личного счастья, — со вздохом опять сказала я ей.
И когда же она уже успокоится? Наверно, вопрос слишком выразительно написан у меня на лице, потому что мама тут же поменяла тактику:
— Ну Давиночка, — подобревшим голосом протянула она, — ну ради меня, дорогая, пожалуйста, в последний раз! Это очень хороший тёмный, сын тёти Морриган, помнишь её?
К несчастью, помню. И сына её тоже помню. И вот честно, лучше бы не помнила!
— Мам, нет. — Категорически отказалась я и даже головой решительно помотала, слишком хорошо помня этого самодовольного типа.
Он жил без отца, зато мама его вволю отыгралась за двоих, внушив единственному сыну, что он самый-самый и никого лучше в мире не существует. Самомнение у него на уровне, а вот ума-разума, как, собственно, и воспитания — никакого.
— Давина, одна встреча. — Не унималась мама. — Всего одна- единственная, можно сказать, дружеская, дань вежливости. Сегодня в двадцать два орэ, в столице, в ресторане «Золотая роза».
Посмотрите-ка, как она всё спланировала! А когда мама что-то запланировала, отказываться от этого практически бессмысленно. Нет, я, конечно, могла с ней спорить до хрипоты и отказываться идти, но она тогда обидится, а на следующий день этого тёмного к нам домой притащит. Согласитесь, куда проще сбежать от него из ресторана, чем выгнать его из своего дома, где за него каждую маэ будет заступаться мама.
Мне просто пришлось тяжело вздохнуть и промолчать. Я не сказала «да», но мама не услышала и «нет», а, значит, причислила победу на свой счёт. И радостная куда-то умчалась.
Десять
Акар
Что может быть нужно айрине, которой год назад я велел исчезнуть из моей жизни и больше никогда в ней не появляться? Она и не появлялась — ровно год. А теперь от неё пришло письмо, в котором противным ровным почерком было выведено уверенное: «Золотая роза, 22 орэ, сегодня. Помоги».
