Я понял, что бессилен. Он был подобен дереву, и я не мог мешать ему расти. Я рассказал о своих страхах царице, но она не разделила моих опасений.
— Эйе, Аменхотеп — всего лишь невинный ребенок, — сказала она. — Когда он вырастет, то лучше узнает жизнь. Скоро он начнет учиться воинскому искусству.
Благочестивый юный царевич начал военную подготовку вместе с сыновьями вельмож. Он ненавидел эти упражнения — возможно, из-за своей физической слабости. Вскоре он бросил занятия, потерпев неудачу, не подобавшую сыну царя.
— Я не хочу учиться убивать, — с горечью сказал он.
Отца расстроило его решение.
— Правитель, который не умеет сражаться, отдает себя на милость собственных полководцев, — сказал он.
Царь и наследник престола часто ссорились. Возможно, эти ссоры таили в себе зерно ненависти, которую мальчик питал к своему великому отцу. Однако я считаю, что жрецы Амона раздули этот факт, обвинив Эхнатона в том, что он стер имя своего отца со всех памятников из чувства мести. Он всего лишь хотел выкорчевать имя Амона. С той же целью он сменил собственное имя Аменхотеп на Эхнатон. А потом наступила ночь, которая сделала его изгоем. Он ждал восхода солнца в темном царском саду на берегу Нила. Я узнал все подробности, когда встретил его утром. Кажется, это было весной. В воздухе не чувствовалось ни пыли, ни сырости. Я поздоровался с мальчиком, и он обернулся ко мне. Его лицо было бледным, глаза — широко раскрытыми.
— Учитель, мне открылась правда, — сказал он, не ответив на мое приветствие. — Я пришел сюда перед рассветом. Ночь была моим спутником, а ее молчание — моим благословением. Я приказал тьме уйти и почувствовал, что поднимаюсь вверх вместе с окутывавшим меня воздухом. Казалось, что я ухожу вместе с ночью. А потом вспыхнул чудесный свет, и перед моими глазами возникли все создания, которые я видел и о которых только слышал; они радостно приветствовали друг друга. Я решил, что преодолел боль и смерть. Меня опьянил нежный аромат Создателя. Я услышал Его звонкий голос, сказавший мне: «Я есмь Единственный и Единосущий Бог; нет другого Бога, кроме меня. Я — правда. Живи в моем царстве и почитай одного меня. Отдайся мне; я даровал тебе мою небесную любовь». Мы долго молча смотрели друг на друга. Меня охватило отчаяние; я потерял дар речи.
— Учитель, ты мне не веришь?
— Ты никогда не лжешь, — ответил я.
— Тогда ты должен поверить мне! — пылко воскликнул он.
— Что ты видел?
— Я лишь слышал его голос на радостном рассвете.
— Сын мой… — Я замешкался. — Если ты ничего не видел — значит, ничего и не было.
— Именно так он являет себя, — решительно ответил мальчик.
— Возможно, это был Атон.
— Нет. Не Атон и не солнце. Он выше их и не имеет с ними ничего общего. Он — Единственный и Единосущий Бог.
Я был поражен.
— Где ты будешь его почитать?
— Всюду и всегда. Он даст мне силу и любовь, нужные для такого почитания.
Эйе умолк. Я хотел спросить, верит ли он сам в бога Эхнатона, но вспомнил совет отца и промолчал. Эйе вместе со многими другими бросил Эхнатона в минуту крайней опасности. Возможно, он был вынужден отрекаться от этой веры до конца своих дней.
— Я был обязан все рассказать царю и царице. Спустя несколько дней я обнаружил, что царевич ждет меня в своем любимом уголке сада.
— Учитель, ты как всегда, выдал меня, — с укоризненной улыбкой сказал он.
— Это мой долг, — спокойно ответил я.
Он засмеялся и промолвил:
— Стычка с моим отцом была довольно любопытной. Когда я рассказал ему о своем видении, он скорчил гримасу и проворчал:
— Тебя следует показать врачу Бенто. — Я вежливо ответил, что совершенно здоров. — Я еще не видел человека, который признался бы в своем безумии, — сказал он. А потом продолжил, на этот раз грозным тоном: — Боги — опора Египта. Царь должен верить во всех богов своего народа. Этот бог, о котором ты говорил, ничто. Он не заслуживает того, чтобы присоединиться к нашим божествам. — Я сказал отцу, что Атон — Единственный и Единосущий Бог. — Это ересь и безумие! — крикнул он. Я повторил, что он — Единственный и Единосущий. Он страшно разгневался и сказал: — Я приказываю тебе отречься от этих абсурдных идей и почитать наследие твоих предков. — Я больше не сказал ни слова, чтобы не оказывать ему неуважения. А потом моя мать добавила:
— Мы просим от тебя только одного — почитать и уважать свой священный долг. Пусть твоя душа любит что хочет, пока ты не вернешься на истинный путь. А тем временем не пренебрегай своим долгом.
Я ушел от них расстроенный, но еще более укрепившийся в своей решимости.
— Мой дорогой царевич, — серьезно сказал я, — власть фараона есть плод древних и священных традиций. Никогда не забывай этого.
С того дня я был уверен, что Египет ждут тяжелые испытания, которых он никогда не видел и не мог себе вообразить. Великая династия фараонов, освободившая страну и создавшая империю, ныне стояла на краю пропасти. Примерно в то же время или немного раньше (я не силен в хронологии) меня вызвали на тайную встречу с верховным жрецом Амона.
— Эйе, мы с тобой знаем друг друга целую вечность, — сказал он. — Что означают эти слухи?
Я уже сказал, что не помню, когда именно состоялась эта встреча — то ли после того, как стало известно о тяге царевича к Атону, то ли после того, как наследник публично объявил о своей вере в Единственного и Единосущего Бога. Как бы там ни было, я ответил:
— Царевич — славный и умный юноша. Просто он еще слишком молод. В таком чувствительном возрасте люди склонны без разбора следовать своему воображению. Скоро он повзрослеет и вернется на истинный путь.
— Как он мог отвергнуть мудрость лучшего учителя в стране?
— Разве можно управлять течением реки в сезон Половодья? — пытаясь оправдаться, спросил я.
— Наш долг, долг элиты этой страны, заключается в том чтобы ставить на первое место интересы нашей религии и империи.
Пытаясь справиться с тревогой, которая день и ночь звенела в моем мозгу, я вел бесконечные разговоры с женой Тей и дочерьми Нефертити и Мутнеджмет. Тей и Мутнеджмет обвиняли царевича в ереси, Нефертити же поддерживала его безоговорочно. Ей действительно нравились его идеи.
— Отец, он говорит правду, — шептала она. Ровесница Эхнатона, Нефертити тоже была умна не по годам. Обе девочки получили начальное образование и умели вести домашнее хозяйство. Мутнеджмет отличалась в письме, декламации, алгебре, вышивании, шитье, кулинарии, рисовании и ритуальных танцах. Нефертити тоже владела этими предметами, но их ей было мало. С годами у нее развился интерес к теологии и логике. Я замечал любовь девочки к Атону, но ужаснулся, когда она объявила о своей вере в Единственного Бога.
— Только этот бог может избавить меня от мучительных сомнений, — заявила Нефертити.
