— Послушай, разве ты не видишь, куда все это ведет?.. Берия ножи точит… Пора дать отпор… Мы должны отвергнуть его планы.
Согласившись с ним, Маленков спросил, что тут можно поделать. Хрущев пояснил, что он уже обменивался мнениями с Булганиным.
— Уверен, что и остальные присоединятся к нам, если наши аргументы будут основываться на твердой партийной позиции. Дай всем нам хоть раз высказаться, и ты увидишь, что получится… Давай попробуем.
Повестку дня следующего заседания Президиума ЦК он предлагал составить таким образом, что в ней оказалось несколько вопросов, по которым Берия должен был остаться в одиночестве.
1.1.3. Июнь 1953 года
Тем временем, 2 июня в Москву были вызваны руководители ГДР, только что снова плеснувшие керосина в огонь, объявив о десятипроцентном повышении норм выработки на всех промышленных и строительных предприятиях. Берия вручил им распоряжение Совета министров СССР «О мерах по оздоровлению политической обстановки в Германской Демократической Республике», в котором курс на ускоренное строительство социализма объявлялся ошибочным и главной причиной «в высшей степени неудовлетворительного политического и экономического положения». А далее следовали рекомендации распустить те сельскохозяйственные производственные кооперативы, которые были созданы недобровольно или оказались нежизнеспособными, квалифицировать как преждевременную политику ограничения и вытеснения среднего и мелкого частного капитала, смягчить систему налогообложения частных предпринимателей, вновь выдать им, а также лицам свободных профессий продовольственные карточки, снизить темпы развития тяжелой промышленности и резко увеличить производство потребительских товаров, сделать уже в ближайшее время возможным отмену карточной системы распределения продовольствия, пересмотреть приговоры и выпустить из заключения лиц, «привлеченных к ответственности без достаточных на то оснований», положить конец голому администрированию в отношении служителей культа. И, наконец, «проводившуюся до сих пор пропаганду необходимости перехода ГДР к социализму следует рассматривать как ошибочную, поскольку она толкает партийные организации СЕПГ на слишком упрощенные и поспешные шаги как в социальной, так и в экономической областях».
Затем в ЦК КПСС с ними, в присутствии командующего группой советских войск в Германии генерала армии А.А. Гречко и его бывшего политического советника, а теперь верховного комиссара СССР в Германии В.С. Семенова два раза, 3 и 4 июня, встречались Берия, Маленков, Хрущев, Булганин, Микоян и другие члены коллективного руководства. И на обеих встречах, носивших марафонский характер, речь шла о пересмотре всей политики. Как можно судить из собственноручных записей председателя Совета Министров ГДР О. Гротеволя, сделанных им за столом переговоров, Берия и Маленков очень настойчиво указывали на серьезность положения и необходимость радикальных перемен. Берия сказал, что немецких товарищей не собираются в чем-то упрекать, ведь «все мы участвовали в ошибках», но сложившуюся ситуацию нужно «немедленно и решительно выправить». Каганович видел особенно тревожный признак в массовом бегстве граждан ГДР на Запад. А Маленков предостерег:
— Если мы не внесем коррективы сейчас, наступит катастрофа! При этом он потребовал сделать это открыто, не опасаясь потери
престижа. Молотов его поддержал, заметив, что, поскольку совершено много ошибок, их нужно «исправить так, чтобы это увидела вся Германия». Немцам потребовались немалые усилия, дабы преодолеть шок от услышанного.
11 июня Совет Министров ГДР исправил «ошибки, допущенные в снабжении населения, в налогообложении и сельскохозяйственных поставках», отменив ограничения в выдаче продовольственных карточек, снизив коммерческие цены на продукты, содержащие сахар, прекратив принудительные меры по взиманию налоговой задолженности с крестьян, ремесленников и частных предприятий, восстановив льготные проездные тарифы для рабочих, служащих, учащихся и инвалидов, обещав пересмотреть все следственные и судебные дела, «чтобы немедленно устранить неправильные решения». Однако такой поворот на 180 градусов все же оказался запоздалым. Мало того, он не только не погасил народное волнение, но и подхлестнул события: веры в то, что коммунисты реально готовы начать перемены, не прибавилось, зато возникло ощущение, что после смерти Сталина железная хватка ослабла, а руководство СЕПГ в растерянности.
А в Москву тем временем на очередную выволочку вызывается венгерская партийно-правительственная делегация. 13 июня 1953 года Берия, сидевший напротив Ракоши, бросал ему:
— Хватит прославлять вождей, прославлять Сталина!Венграм было снова предложено разделить посты руководителей
правительства и партии. Им дали понять, что первый из них считают более важным, чем второй. Причем Берия сказал, что задача партии должна состоять в том, чтобы «как следует вести агитацию и пропаганду и, кроме того, поддерживать правительство в выполнении его мероприятий».
Когда венграм рекомендовали, помимо прочего, разрешить крестьянам выход из сельскохозяйственных производственных кооперативов и роспуск самих кооперативов по желанию их членов, а один из них, беспартийный И. Доби заметил, что так нельзя, что это чревато бедой, Молотов бросил реплику:
— Ошибаетесь, именно это поможет вам создать по-настоящему крепкие кооперативы.
Вряд ли он так считал на самом деле, но все же подыгрывал Берии.
Между тем, в ГДР среди рабочих продолжались дискуссии и даже частичные прекращения работ с требованием отменить десятипроцентное повышение норм выработки. Соответствующие письма и обращения трудовых коллективов направлялись правительству. Но ответа на них не было. А 16 июня в профсоюзной газете «Tribune» появилась статья, из которой следовало, что новые нормы остаются в силе. Возмущенные рабочие главной стройки столицы ГДР — зданий на аллее Сталина и больницы «Фридрихсхайн» — прекратили работу и направились к правительственным зданиям на Лейпцигерштрассе, потребовав, чтобы к ним вышли и держали ответ Гротеволь и Ульбрихт. Вместо них к ним вышли два министра и один из секретарей окружкома. Они стали заверять, что повышение норм уже отменено. Но этому никто уже не верил. К забастовщикам и демонстрантам стали присоединяться рабочие других предприятий. Через несколько часов весь город был охвачен волнениями. В них участвовало до 100 000 человек. Повсюду срывались коммунистические лозунги и портреты Сталина, раздавались выкрики:
— Козлобородый (т.е. Ульбрихт. — Ю. А.) — должен уйти! Русские, убирайтесь вон!
С Брандербургских ворот сбросили красный советский флаг и водрузили черно-красно-золотой немецкий. Поскольку никто из высших руководителей так и не посмел показаться перед разгневанной толпой, через громкоговорители было объявлено, что забастовка и манифестация продолжатся и на следующий день. Столицу поддержала провинция: подобные же забастовки и демонстрации с участием до 400000 человек имели место в 272 общинах из 10 000. Кое-где штурмом брались тюрьмы и разгонялись функционеры СЕПГ. Партийные руководители оказались в растерянности, граничащей с паникой.
