Луч фонарика скользнул по ее лицу.
– А знаешь, – сказал Пол, – мне тоже есть что тебе рассказать. – Голос выдавал волнение, которое Пол всеми силами пытался скрыть.
– Слушаю, – отозвалась Кристина.
– Я был у мастера Вона.
– Не может быть. Когда?
– Вчера вечером. После нашего с тобой разговора. – Пол снова потушил фонарь.
– Каким образом тебе удалось так быстро к нему пробиться?
– Все дело в размере гонорара.
– И что он тебе сказал?
– Что тигр скоро сожрет собаку. А сова упадет с дерева.
– Прекрати! – разозлилась Кристина. – В китайском гороскопе нет никакой совы. А мы с тобой не тигр и не собака.
– Прости, я не хотел тебя злить. Мастер Вон сказал, что мне нечего опасаться. Год Свиньи для меня удачный.
Кристина взяла фонарик и внимательно вгляделась в его лицо. Пол сощурил голубые глаза. Потом его взгляд метнулся в темноту, губы задрожали. Или ей это привиделось?
– Ты все выдумал, признайся.
– Нет.
– Я полагала, ты не веришь в астрологию.
– А я и не верю.
– Тогда зачем ты к нему пошел?
– Чтобы успокоить тебя. И себя. Я не вынесу девяти месяцев разлуки.
Она еще надеялась узнать правду. Прочитать ее по его губам, глазам. Она не верила Полу, сама не зная почему.
– Он ведь дал тебе кассету? Я хочу ее прослушать.
– Кристина, прекрати этот допрос. Мастер Вон недвусмысленно сказал, что опасности нет, независимо от того, с кем я проведу этот год. Тебе недостаточно моих слов?
Она задумалась.
– А что он рассказал тебе о твоем прошлом?
– Что я был женат, а теперь в разводе. Что моих родителей нет в живых. Что у меня был сын… – Голос его сорвался. Пол несколько раз сглотнул и прокашлялся. Длинный нос, казалось, заострился больше обычного.
– Даже не знаю, стоит ли тебе верить.
– Тогда позвони ему.
– Он не станет разговаривать со мной о тебе.
– «Как будто доверие – это глупость…» Чьи это слова?
– Пол! Для меня это все слишком серьезно.
– Для меня тоже.
Он знал, что она ему поверит. У нее просто не было выбора. Верить и надеяться – вот все, что оставалось Кристине. Тем не менее что‑то в ней продолжало упорствовать.
– А что означает эта красная повязка на твоей руке?
– Мастер Вон посоветовал всегда иметь на себе что‑нибудь красное. Он считает, это сделает меня в нынешнем году еще счастливее… Во всяком случае, вреда не принесет.
– А больше он тебе ничего не посоветовал?
– Избегать воды, что довольно сложно для островитянина. Нефрит – мой счастливый камень в этом году. Красный – цвет моей удачи. Богатым в этом году я не стану. Мне следует избегать всего связанного с числом «три». Ну а число моей удачи очень и очень большое.
– В смысле?
– Ну… гораздо больше, чем тройка, пятерка или любая из известных нам цифр. Мне всего мало. Сам не знаю, какая цифра могла бы меня удовлетворить.
Ни один мужчина не смешил ее так, как Пол. Она полюбила его в том числе и за это.
Время от времени его нога дергалась – нечто вроде тика, выдававшего нервозность.
– Тебе нехорошо? – спросила она.
– С чего ты взяла?
– Твоя нога…
Пол положил руку на колено и унял дрожь:
– Так лучше?
Последний паром из Гонконга огибал мыс.
– Успеешь, если поторопимся, – кивнул на него Пол.
– С каких это пор ты стал бегать за паромами? – удивилась Кристина.
Он пожал плечами:
– Так ведь это ради тебя…
Кристина замолчала, вслушиваясь в шум моря.
– Я хочу остаться, – тихо ответила она.
IV
Они договорились встретиться в шесть вечера в посадочном переходе. В шесть десять переход закрывался, но Кристина сказала, что раньше ей из бюро никак не вырваться. Она забронировала билеты в компании «Южно‑Китайские авиалинии» на 18:30 и рассчитывала приехать в аэропорт прямо из города.
Пол прибыл туда двумя часами раньше. Благодаря многочисленным магазинам и бутикам аэропорт Чхеклапкок напоминал скорее торговый центр. Пол прогулялся по этажам, выпил чая, купил газету и, уединившись в пустом коридоре, сделал несколько дыхательных упражнений.
Часы над воротами посадочного перехода показывали без десяти шесть. Сине‑белый «Аэробус‑320» уже ждал пассажиров. Пол внимательно разглядывал самолет через оконное стекло, как будто надеялся высмотреть вмятину на боку машины или трещину на металлической обшивке. Он никогда не испытывал ничего похожего на страх полета, тем не менее каждый раз спрашивал себя об одном и том же: как так получилось, что он, Пол Лейбовиц, добровольно позволил запихнуть себя в эту металлическую трубу, заодно с двумя, тремя или даже четырьмя сотнями человек? Тем более в такую невзрачную, как эта, явно не рассчитанную, судя по размерам и оснащению, ни на такую длительность полета, ни на такое количество людей.
Девять минут седьмого. Все пассажиры вошли в ворота. Стюард уже бросал на Пола вопросительные взгляды, когда в другом конце коридора появилась Кристина. Она извинилась за опоздание. Пол заметил легкие тени у нее под глазами, которых не могла скрыть даже поплывшая от пота косметика.
Девятый ряд. «Счастливое число», – мелькнуло в голове у Пола. На полках в салоне места для его сумки не нашлось. Пол ненавидел переполненные самолеты.
Кристина уступила ему место возле иллюминатора. Пилот приветствовал пассажиров на борту авиалайнера и заверил, что перелет будет спокойным и завершится в назначенное время. Стюардессы занимались своей обычной работой. Пассажиры поудобнее устраивались в креслах. Некоторые уже погрузились в чтение, играли в карты, смотрели фильмы на установленных в салоне экранах или спали, как у себя дома. Пол завидовал таким людям. Для него перелет всегда был пыткой.
Сиденье оказалось тесным. На спинке кресла впереди зияла глубокая трещина. Кроме того, в том ряду не работали лампы для чтения. Мелочи, на которые иной не обратил бы внимания, но они свидетельствовали о небрежности, с какой экипаж подготовился к рейсу. Если же это были знаки, то они не предвещали ничего хорошего. Пол нахмурился и отвернулся к окну.
Машина покатила в направлении взлетно‑посадочной полосы. Кристина вытащила из сумочки шкатулочку и протянула Полу. Внутри оказался амулет из темно‑красного нефрита – маленький дракон, его знак по китайскому гороскопу, – на красно‑коричневой кожаной ленточке. Размером он был с ноготь большого пальца и такой тонкий, что просвечивал насквозь. Пол не так много понимал в камнях, но почему‑то сразу понял, что это очень дорогой сорт.