Пока мы поднимались по деревянному пандусу, который выглядел как подъемный мост перед замком, все мои мышцы звенели от напряжения. У меня было такое чувство, будто я собираюсь подстрелить редкую птичку, которая в этот момент хорохорится и распускает хвост перед самочкой, и если я сделаю резкое движение, то спугну ее. Мне не терпелось войти внутрь. Я уже и так повстречала куда больше людей, чем могла себе представить, но все они хотя бы были моими родственниками.
– Они здесь! – закричал кто-то, заметив нас.
Музыка смолкла. Повисла тишина, а затем комната взорвалась свистом, улюлюканьем и аплодисментами сотен человек. Маму окружили белокурые тетушки, дядюшки и кузины. Родственники копошились вокруг меня, как муравьи. Мужчины пожимали мне руку. Женщины сначала крепко обнимали, а затем отстраняли от себя и трепали за щеки, как будто не могли поверить, что это правда я. Дети, точно лисы, настороженно выглядывали из-за их спин. Я частенько изучала фотографии, изображавшие уличную жизнь в журналах «Нэшнл географик», и пыталась представить, каково это – быть окруженной людьми. Теперь я это знаю. Шумно. Тесно, жарко и душно. Я наслаждалась каждой секундой.
Журналистка из «Пипл» провела нас сквозь толпу, а затем вниз по лестнице. Наверное, она думала, что потрясение и шум напугали меня. Она еще не знала, что это как раз то, чего я хотела. И что у меня был выбор, покидать болото или нет.
– Ты хочешь есть? – спросила журналистка.
Я хотела. Бабушка не разрешила мне поесть до вечеринки, сказав, что еды здесь будет полно. И она оказалась права. Журналистка подвела меня к длинному столу в комнате рядом с кухней, и на нем оказалось больше еды, чем я когда-либо видела в своей жизни. Больше, чем мы с папой и мамой смогли бы съесть за целый год. Или даже два года.
Она вручила мне тарелку, тоненькую, как бумага, и сказала:
– Нагребай.
Лопаты я не видела. Более того, я не видела ничего, что можно этой лопатой грести. Но с тех пор, как я ушла с болота, я успела понять: если я не знаю, что делать, лучше всего просто повторять за окружающими. Поэтому, когда журналистка двинулась вдоль стола, по пути наполняя тарелку, я сделала то же самое. Некоторые блюда были отмечены этикетками. Я могла прочитать то, что было на них написано: «Вегетарианская лазанья», «Макароны с сыром», «Сырный картофель», «Салат “Амброзия”», «Запеканка из зеленой фасоли», но понятия не имела, что все это значит или каково это на вкус. Так или иначе, я положила на тарелку по ложке всего. Бабушка велела мне съесть хотя бы несколько кусочков каждого блюда, чтобы не обидеть тех женщин, которые их принесли. Я не была уверена, что все они поместятся у меня на тарелке. Я задумалась: разрешат ли мне взять вторую? Но затем я увидела, что какая-то женщина бросила и тарелку, и остатки еды в большое железное ведро и ушла. Я подумала, что, когда на моей тарелке не останется места, мне придется сделать то же самое. Это показалось мне странным обычаем. На болоте мы никогда не выбрасывали еду.
Когда мы добрались до конца стола, я внезапно увидела еще один, на котором стояли пироги, торты и печенье. Среди них был торт с толстым слоем шоколадной глазури и радужной присыпкой. Ее было много. Двенадцать крошечных свечек окружали надпись «Добро пожаловать домой, Хелена!», сделанную желтым кремом. Этот торт был для меня. Я выбросила в ведро макароны с картофелем и запеканку из амброзии, схватила пустую тарелку и передвинула на нее весь торт. Журналистка из «Пипл» улыбнулась, глядя, как фотограф делает снимки, и я поняла, что поступила правильно. Поскольку я выросла на болоте, я часто поступала неправильно. Я и сейчас помню вкус, который ощутила, положив в рот кусочек торта: такой воздушный и мягкий, как будто я попробовала шоколадное облако.
Пока я ела, журналистка задавала вопросы. Как я научилась читать? Что мне больше всего нравилось в жизни на болоте? Было больно, когда мне делали татуировки? Отец трогал меня так, как мне не нравилось? Теперь я знаю, что означает этот вопрос: трогал ли он меня в сексуальном смысле, чего уж точно не было. Но тогда я ответила «да», потому что иногда отец бил меня по макушке или по заднице, если я в чем-то провинилась, так же как и маму. И, понятное дело, мне это не нравилось.
После того как я доела торт, журналистка, фотограф и я отправились наверх, в ванную комнату, чтобы я смыла тональный крем, которым мамины родители пытались замазать татуировки на моих щеках. (Помню, я думала: почему эту комнату называют «ванной», ведь тут негде принять ванну? Там был только душ. И почему есть двери с табличками «мужчины» и «женщины», но нет двери с табличкой «дети»? И зачем мужчинам и женщинам вообще нужны отдельные двери?) Журналистка сказала, что людям хотелось бы увидеть мои татуировки, и я с ней согласилась.
Когда все закончилось, сквозь открытые двери, ведущие на парковку, я заметила группу мальчишек, играющих с мячом. Я знала, что эта штука так называется, потому что мама назвала ее так, когда я показала ее на фотографии в «Нэшнл географик». Но до того момента я не видела мяч в реальной жизни. И я была буквально очарована тем, как он отскакивал обратно в руки мальчикам, ударившись о тротуар. Совсем как живой, как будто в него вселился дух.
– Хочешь поиграть? – спросил меня один из мальчишек.
Я хотела. И я была уверена, что поймала бы мяч, если бы знала, что он собирается бросить его в меня. Но я не знала, и поэтому мяч врезался мне в живот – так сильно, что я охнула, хотя больно мне не было, и повалилась назад. Мальчишки рассмеялись, и совсем не по-доброму.
Все, что случилось потом, я помню довольно смутно. Помню, как сняла свитер, потому что дедушка и бабушка предупредили меня – его можно чистить только в химчистке и он стоит кучу денег, поэтому я не должна его запачкать. Помню, как я всего лишь вытащила свой нож, собираясь метнуть его из-за спины в ту деревянную штуку, на которой крепилось баскетбольное кольцо, чтобы показать мальчишкам, что я обращаюсь с ножом так же ловко, как они с мячом. Разве я виновата в том, что один из них решил отобрать у меня нож и порезал ладонь? Ну какой идиот хватает нож за лезвие?
Продолжение «инцидента», как его всегда с тех пор называли дедушка с бабушкой, в моей памяти превратилось в хаос из криков мальчишек, воплей взрослых и рыданий бабушки. В конце концов я оказалась в наручниках на заднем сиденье полицейской машины, не имея ни малейшего понятия, что пошло не так. Позже я узнала, что мальчики решили, будто я собираюсь напасть на них, и это так же глупо, как и звучит. Если бы я хотела перерезать кому-нибудь глотку, я бы так и сделала.
Разумеется, после этого журнал «Пипл» опубликовал поистине сенсационные фотографии. Голая по пояс, с лицом, покрытым татуировками, с ножом, отбрасывающим солнечные блики, я была похожа на воина яномами[11]. Этот снимок украсил обложку. Мне сказали, что моя история попала в список бестселлеров (заняла третье место после некролога принцессы Дианы и статьи о Всемирном торговом центре), так что, думаю, они получили то, что хотели.
