Чтоб был он веселым и ласковым с ней, Чтоб жареный гусь показался вкусней! Гори, моя печка, пожарче гори! Для мужа, для деток и жарь, и вари! — Я говорил тебе, что это гусь! — прошептал пудель. — Подойдем-ка поближе. Понюхаем!
Фунт и пудель чинно уселись неподалеку от домика, обдумывая, каким образом привлечь внимание хозяйки, не испугав ее. К счастью, из-за угла дома выбежали двое крошечных детей, как две капли воды похожих друг на друга.
— Гав! — радостно закричал один из близнецов, вцепившись в курчавую шерсть пуделя. Тот лизнул маленькую ручку.
— Кис! — басом сказал другой и схватил кота за пушистые баки.
Кот стерпел.
Женщина в окне подняла глаза, синие, как клетки на ее переднике. Увидев кота, пуделя и визжавших от восторга близнецов, она сбежала по лесенке в палисадник, вытирая на ходу запачканные тестом руки. Осыпав ласками неожиданных гостей, она пригласила их в кухню. Там она угостила их всем, о чем только могут мечтать коты и собаки. Самые вкусные в мире косточки захрустели на зубах у проголодавшихся путников. Остатки поросячьих ножек, кусочки гусиных потрохов, вчерашняя котлетка с поджаренной корочкой — все было предложено неожиданным гостям. Они не заставили себя упрашивать и съели все дочиста, не оставив крошек. Забыв о приличиях, Фунт вылизал своим шершавым язычком не только мисочку, где лежала пища, но даже жирное пятно на полу, куда упала случайно гусиная лапка.
Пока гости обедали, хозяева стояли вокруг и умилялись.
— Кис! Гав! — наперебой кричали близнецы, так как они были маленькие и не умели говорить.
Мельничиха посадила пироги в печь и снова занялась гостями. Широко распахнув дверь, она пригласила кота и пуделя в комнату близнецов. Две чистенькие, красиво убранные кроватки стояли по стенам. В углу были сложены игрушки. Синие с белым дорожки половичков вели от дверей в глубь комнаты.
Мельничиха привязала за нитку пустую катушку и бросила ее. Вертясь, она покатилась по яркому желтому навощенному полу. Фунт бросился за ней вдогонку, скользя, как на коньках, и сбивая пестрые половики. На подоконниках дрожали солнечные пятна. Из кухни еще пахло жареным гусем.
«Это, конечно, то, для чего я родился — на свет! — подумал Фунт, подгоняя лапкой пустую катушку. — Мне, без сомнения, дадут в этом доме теплую подстилку, утром и вечером я буду лакать из блюдечка парное молоко. Что касается детей, то, если они начнут уж очень докучать мне, что стоит забраться на этот шкаф! Там я буду для них совершенно недосягаем».
— Киска! — сказала добрая мельничиха, точно угадав сокровенные мысли кота. — Ты будешь спать вот тут. — И она положила в уголок чистую подушечку. — Утром и вечером ты будешь вволю пить парное молоко, а днем — играть с моими близнецами. Только не царапай их. Они маленькие и будут плакать. А твое дело, дружок, — обратилась она к пуделю, — будет — сторожить дом. Но твоя жизнь будет ничуть не хуже, чем у твоего товарища. Для тебя тоже найдутся и теплая подстилка, и сытный обед и ужин.
— Отпустите меня! — жалобно пролаял пудель и тихонько поцарапался лапой в дверь. — Я должен идти. — Он ткнулся носом в теплые руки мельничихи и заскулил.
— Ты не можешь остаться? — поняла мельничиха. — Ну хорошо, ступай, я не стану тебя неволить! — И, погладив пуделя, она распахнула дверь.
Пудель стрелой вылетел из домика и помчался по тропинке. Отбежав немного, он оглянулся.
В окне, освещенном солнечными лучами, он увидел Фунта. — Прощай! — крикнул коту пудель.
Фунт не ответил. Привстав на задние лапки, он ловил муху, которая, звеня, билась о позолоченное солнцем стекло.
Трубочист и пудель снова пустились в путь. День клонился к вечеру.
— Я слышу стук колес и топот копыт. Кто-то едет навстречу нам по дороге, — сказал пудель.
Он не ошибся. Среди наступающих сумерек двигалось что-то темное, громоздкое, неуклюжее, похожее на карету или фургон. Мужской голос понукал лошадей, которые не хотели двигаться дальше. Скрип колес затих. Фургон остановился. Возница тяжело спрыгнул на землю.
— Так и есть. Завязли в снегу, — с досадой сказал кто-то.
— Не могу ли я помочь вам чем-нибудь? — спросил Трубочист и вдруг осекся в изумлении.
Перед ним, накренившись набок, стоял обыкновенный старый фургон. На одной из стенок была надпись: «Странствующий цирк», а рядом… был нарисован… пудель! Да, да, пудель Прыжок! Прыжок с гитарой, Прыжок с цветными квадратиками в зубах, Прыжок, прыгающий через обруч.
— Прыжок! — сказал Трубочист и тут увидел нечто, удивившее его еще больше.
Стоя на задних лапах, пудель облизывал лицо старика, а старик плакал, обнимая пуделя за шею. Из фургона выглядывала маленькая озябшая обезьянка. Чей-то равнодушный голос кричал, картавя: «Дуррак! Дуррак!»
Поплакав, старик открыл дверцу фургона, и Трубочист с пуделем поднялись по шаткой лесенке и вошли внутрь. Хозяин зажег фонарь. Розовый попугай захлопал крыльями. Обезьянка закачалась под потолком, уцепившись хвостом за крюк. Бурый медвежонок заворчал в углу. Прыжок, повизгивая, вертелся у ног старика.
— Куш, Прыжок! — добродушно прикрикнул старик, и пудель послушно улегся у ног хозяина.
— Дуррак! Дуррак! — крикнул розовый попугай.
Пудель зарычал.
— Замолчи, Прыжок! — сказал хозяин. — Сейчас не время сводить старые счеты. Мы оба должны радоваться, что нашли друг друга. Ведь я наказал тебя сгоряча, пришив к подушке, и всегда раскаивался в этом. Твое изображение украшает стенки моего фургона, а твое место в программе и в моем сердце не занял никто. Как я счастлив, что встретил тебя! — слезы снова потекли по щекам старого дрессировщика.
