— Вот все вы такие, надутые английские аристократы. Я ненавидел вас тогда, ненавижу и сейчас. Но Англия будет разгромлена, и посмотрим, что от вас останется, когда на Парламент-сквер установят гильотину.
— Но ты этого точно не увидишь, — ответил Арман. — Если бы у меня было хоть немного здравого смысла, я бы пристрелил тебя как бешеную собаку, но даю тебе шанс. Будем стреляться с десяти шагов.
Поль де Фремон неприятно ухмыльнулся:
— В Оксфорде я был хорошим стрелком. Помнишь, как это обнаружил твой друг Дьюсбери? Сейчас я стреляю гораздо лучше. У меня была богатая практика. Если ты до сих пор бормочешь свои протестантские молитвы, то самое время!
— Ты просто убил Дьюсбери. Ты дрался на дуэли с парнем, который слишком много выпил и не мог держать оружия! Я не забыл того случая, — холодно сказал Арман. — Из-за одного только этого тебя следовало прикончить, пока ты не успел причинить миру больше зла; но мы были до глупости великодушны, мы тебя отпустили.
— Да провалитесь вы все, англичане, с вашими идиотскими правилами «честно-нечестно», с вашим дурацким высокомерием и патологической уверенностью в собственной непогрешимости! Наполеон раздавит вас, и никакие ваши ребячьи представления о «честной игре» его не остановят.
Арман неожиданно запрокинул голову и рассмеялся:
— Черт возьми, а ты все такой же, де Фремон… так и не повзрослел! Тот же грязный, подлый мальчишка, который в Итоне делал пакости тем, кто лучше тебя, потому что завидовал им.
Поль де Фремон разозлился всерьез:
— Но на этот раз я не завидую тебе, Шерингем! Англичанин на французской земле! Ты знаешь, как поступают со шпионами, мой милый денди-виконт?
— Так, как я намерен поступить с тобой, — твердо ответил Арман. — Ты готов? Расходимся по пять шагов, поворачиваемся и стреляем!
— Ты успел помолиться? — насмешливо спросил Поль. — Или за тебя помолится Рэв? Я женюсь на ней и научу ее любви! Ты умрешь, а она испытает все оскорбления и унижения, которые я перенес из-за тебя! В Итоне! Ее криков никто не услышит, я буду помнить, что наказываю тебя, Шерингем!
— Замолчи! — резко оборвал его Арман.
Площадка за колоннами у стены павильона была невелика, но два человека вполне могли разойтись на десять шагов. Светлые шейные платки были хорошо видны даже в полутьме. С пистолетами в руках они повернулись спиной друг к другу. Каждый почувствовал, когда соперник сдвинулся с места. Раздались голоса, считавшие шаги.
Не только инстинкт подсказал Арману, что Поль выстрелит раньше: он помнил скандальную историю дуэли Фремона с лордом Дьюсбери в Оксфорде.
Как только Фремон произнес «четыре», Арман взглянул через плечо. Все произошло одномоментно: он увидел, как развернулся Поль, услышал оглушительный выстрел его пистолета, рывком тренированного спортсмена бросил свое тело в сторону и выстрелил сам. Поль де Фремон покачнулся и рухнул на каменные плиты.
Арман тяжело дышал, а Рэв твердила его имя, как молитву.
На подгибающихся ногах Арман подошел к де Фремону. Пуля прошла над сердцем, и на белой рубашке уже расползалось алое пятно. Арман опустился на колено и прижал руку к груди противника. Сердце билось. Арман, не поднимаясь, обернулся к Рэв:
— Надо послать за доктором!
Рэв удивленно смотрела на него непонимающими глазами. На долю секунды у Армана возникло желание бросить Фремона умирать одного. Однако он подавил искушение. В дуэли джентльменов проигравший имеет право на медицинскую помощь!
— Да, за доктором! — повторил он и хотел ободряюще улыбнуться Рэв, но вдруг увидел, что она готова закричать от ужаса.
В отличие от Рэв он не заметил, как Поль де Фремон засунул руку в нагрудный карман камзола и что-то оттуда достал. Сверкнула сталь; Фремон, собрав последние силы, направил кинжал в грудь Армана. Тот отшатнулся, но слишком поздно — удар пришелся в голову. Лицо залила кровь, ослепила его, и он медленно осел на тело врага.
Глава 5
Рэв стояла как пригвожденная к земле. Может быть, это кошмар, от которого трудно пробудиться?
Прошел бесконечный миг — целая вечность… Она бросилась к Арману, опустилась на колени и подняла его с тела де Фремона.
Любая девушка, скорее всего, упала бы в обморок или запричитала бы при виде крови, но француженки — и молодые, и старые — привыкли к крови и насилию во время революции.
Приподняв его голову и положив к себе на колени, она убедилась, что Арман жив. Из раны все еще лилась кровь, прямо на ее белое платье, но ее это не трогало. Она расстегнула камзол и прижала руку к его сердцу. Услышав толчки, немного успокоилась. Теперь надо заняться раной. Рэв проворно, стараясь не слишком беспокоить Армана, сняла с плеч легкий шелковый шарф. Нежными, но ловкими пальцами плотно перетянула рассеченный лоб. Кровотечение прекратилось. С величайшей осторожностью она сняла с колен его голову и опустила на пол. Подошла к ступеням, взяла подушку, подложила под голову Армана. Сквозь тонкий атласный шарфик уже проступало кровавое пятно. Его лицо поплыло у нее перед глазами, и ее охватило почти непреодолимое желание упасть перед ним на колени, прижаться губами к его губам, повторять его имя и одним только волшебством своей любви вернуть его к жизни.
Рэв резко встряхнулась и сказала себе, что, если она хочет спасти Арману жизнь, нельзя терять время. Скорее врача, пока он не ослабел от потери крови.
А де Фремон? Все, он уже умер. Сердце не бьется, мертвенно-бледная кожа, открытые стеклянные глаза.
Рэв еще никогда в жизни так быстро не бегала. Она неслась, подхватив руками подол платья, чтобы шелковые складки не путались под ногами, и только в дверях шато остановилась перевести дух.
В передней был полумрак, две свечи горели в хрустальном подсвечнике; где-то в глубине дома слышались голоса. В Большом зале вся прислуга стояла на коленях и молилась. Заострившиеся черты лица герцогини отчетливо выделялись на атласной подушке, руки сложены на груди, тело покрыто роскошным пурпурным бархатом. Вокруг — горы цветов. Не те изысканные, дорогие букеты, которые она, наверное, получала в былые дни, а просто цветы из садиков при коттеджах и с полей. Их принесли люди, которые за последнее время прониклись уважением к неукротимой старой даме и стали даже гордиться ее сумасбродством.
Герцогиня умерла, но Рэв должна была подумать о живом.
— Прервитесь! — произнесла она громко и властно.
Молящиеся разом повернулись на голос. Среди них оказались не только домашние — она узнала пекаря, бакалейщика, прачку, сапожника, мясника, адвоката… Первое удивление на лицах сменилось тревожным оцепенением, когда Рэв приблизилась, и все увидели, в каком она состоянии: бледное, напряженное лицо, растрепанные волосы, изодранные о ежевику руки и кровь на платье.
Первой заговорила Антуанетта, быстро вскочив с колен.
