Лилиан думала, что он отдернет ее. Но Тим вместо этого, обхватив ее подбородок, повернул лицом к себе.
— Зачем же такие жертвы? — пробормотал он, глядя в ее глаза. — Если уж на то пошло, я и сам был не в себе. Я не имею привычки нападать на гостей, но вы… — Его взгляд перекочевал на губы Лилиан и остановился. — Вы задели меня за живое замечанием о… о…
— Да? — Это слово повисло в воздухе вместе с облачком пара от ее дыхания, такого горячего, словно в легких все кипело. Как получается, что одним лишь взглядом, прикосновением он поселяет в ее душе такой хаос? Другим мужчинам этого не удавалось. Но он… О, он заставляет ее млеть от желания! Лилиан почувствовала, как подалась к нему, жадно желая изведать вкус его твердых губ.
Почувствовав опасность, Тим отодвинулся к дальнему концу сиденья.
— Нет никаких сомнений в том, что Стеф тоскует по матери, как и я тоскую по своей жене, и я не стану утверждать, что на нас это не сказывается. И я не так горд, чтобы пренебрегать добрыми советами близких нам людей. Так уж получилось, что вы не из их числа — вот и все.
— А что, если ваша дочь думает иначе? Что, если она обращается ко мне с вопросами, с которыми не может прийти к вам? Вы считаете, что я должна махнуть на нее рукой?
Он отбил какой-то ритм кулаком по ручке сиденья и, снова резко выдохнув, процедил сквозь зубы:
— Да нет. Но я бы предпочел, чтобы вы не поощряли ее откровенность.
— Почему?
Они уже приближались к нижней опоре подъемника.
— Потому что нет смысла привязываться к человеку, который уедет на будущей неделе, — сказал он, перекладывая обе палки в правую руку. — Через месяц вы станете просто именем в записной книжке. Через год она вряд ли вспомнит, встретив это имя, ваше лицо. Если быть предельно откровенным, Лилиан, то вы — несущественный эпизод в нашей жизни.
После ланча Лестер, руководитель развлекательной программы, организовал гулянье на озере, включавшее соревнования на коньках и игры для взрослых и старших детей. Малышей же ожидало катание на санках, запряженных Штикеном и Уйати. Обычно, когда позволяла работа, Тим на час-другой присоединялся к общему веселью. И не только потому, что гости любят, чтобы время от времени появлялся босс; он искренне наслаждался этими зимними играми. Как правило.
Но правила перестали действовать с того момента, как приехала Лилиан. Рядом с ней он чувствовал себя не профессионалом, а новичком, не способным нести ответственности ни за себя, ни за окружающих. Из-за нее обычные вещи казались сложными, что вызывало в бесхитростном человеке, вроде него, раздражение, которое было ему совсем ни к чему.
Она вмешивалась не в свои дела, а когда сказал ей об этом сегодня утром на подъемнике, серые глаза Лилиан наполнились такой обидой, что он готов был сквозь землю провалиться за свою бестактность. Она сбивала его с толку, доводила до грани эмоционального срыва. Ничего похожего он не испытывал с тех месяцев, которые последовали за смертью Морин. И это беспокоило его больше всего.
Тимоти не хотел вникать в причины. Проще было списать все на издержки профессии: время от времени попадались трудные гости. На этой неделе, рождественской, когда это было совсем некстати, случилось, что такую гостью зовут Лилиан Моро.
Труднее оказалось отмахнуться от реакции, вызванной видом Лилиан, катающейся на коньках с Виктором. Тим возвращался домой, чтобы принять душ и надеть смокинг к предстоящему обеду, когда вдруг заметил их, скользящих по льду. Виктор обхватил рукой ее талию, а она смотрела на него так, как умеют женщины — словно ей внезапно поднесли на блюдечке с голубой каемочкой предмет ее романтических мечтаний. Тим слышал звонкий смех, далеко разносившийся в морозном воздухе, видел, как удобно ее спина вписалась в изгиб руки Виктора.
Как уже неоднократно случалось в последние дни, Тим обнаружил, что стоит в тени сосны, украдкой наблюдая за происходящим. Солнце уже скрылось за хребтом, оставив лишь оранжевые отблески на замерзшей поверхности озера. Тени под деревьями сгустились, надежно укрывая его от посторонних взглядов.
Он говорил себе, что лишь занимается своим делом — следит за тем, чтобы гости должным образом развлекались. Большая их часть каталась на неровном пятачке рядом с берегом. Все, за исключением Виктора, который увлекал Лилиан все дальше по льду, — и Стеф, которая в одиночестве стояла у берега и теребила перчатки. Неужели этот болван не понимает, как много значат его визиты для ребенка?! Что же касается Лилиан, то хваленой заботы о Стеф ненадолго хватило. Она отшвырнула ее, едва замаячила более приятная перспектива.
Выйдя из-под дерева, Тим направился туда, где стояла, словно никому не нужный беспризорник, его дочь, наблюдавшая за двумя далекими фигурками на льду. Его сердце обливалось кровью. Она казалась такой одинокой, такой… заброшенной.
— Эй, малыш, — сказал Тим, подходя к ней и обхватывая руками ее плечи, — почему не пойдешь и не покажешь остальным, как это делается?
Стефани пожала плечами, скорее в попытке освободиться от его рук, а не для того чтобы обозначить свое настроение.
— Скучно все время заниматься одним и тем же.
Скучно. Это слово в последнее время довольно часто слетало с ее губ.
— С каких это пор Рождество стало для тебя скучным, Стеф?
Она закатила глаза.
— Не Рождество, а это место, пап! Почему ты не отпускаешь меня в школу-интернат?
— Потому что я буду тосковать без тебя.
— Ах да! Вот только почему-то тебя не оказывается рядом, когда ты мне нужен!
О Господи! Интересно, все ли дети знают, как побольнее уколоть родителей, или его дочь обладает особым талантом?
— Я стараюсь, Стеф, но в последнее время тебе, кажется, не очень-то интересно мое общество. Только сегодня утром, когда я предложил покататься вместе, ты настояла на том, чтобы взять с собой Лилиан.
При упоминании ее имени Стеф не смогла сдержать тихого стона.
Но она уже устала от тебя, детка, и нашла себе новую игрушку, мысленно посочувствовал дочери Тим. Ему было невыносимо смотреть на Стефани, не отрывающую горестного взгляда от Лилиан и Виктора.
— Послушай, — сказал он. — Дядя Виктор не единственный, кому нравится появляться в обществе с хорошенькой девушкой. Как ты посмотришь на то, чтобы сопровождать сегодня к обеду пожилого мужчину? Джино столько всего наготовил для открытия официальной рождественской программы.
— Зачем тебе таскать за собой повсюду глупого, уродливого ребенка? — всхлипнула она.
— Ты вовсе не глупый, уродливый ребенок. Ты — моя красавица-дочь.
— Даже если это и так, я не смогу. — Стеф отстранилась от него и оттянула до колен край отцовского старого свитера. — Мне нечего надеть.
Да простит его Бог, Тим рассмеялся перед лицом этой очередной трагедии.
— Женщины всегда так говорят, но каким-то образом все же умудряются разодеться в пух и прах. Вот что я тебе скажу: ступай под душ, а я пока что-нибудь придумаю.
