Цезарь приносил своим нанимателям нужный результат. С помощью насилия и угроз он довел Бибула фактически до домашнего ареста и запугивал сенаторов, пока те не ратифицировали его законы, а поддержку плебса покупал с помощью своей популистской политики. Но от политических махинаций ему становилось скучно. Теперь, когда деньги и власть снова консолидировались в руках трех правителей, Цезарь стал искать славы в авантюрах. Он отправился в Галлию. Но как только он покинул Рим, альянс между Помпеем и Крассом затрещал по швам. Ни один из них не имел формальной власти, оба работали закулисно на свои личные интересы. Улицы Рима содрогнулись от насилия, деньги же, как никогда, лились рекой. Победы Помпея в Азии практически удвоили национальный доход. Рим покорил большую часть цивилизованного мира, и все же взрывной рост богатства и порожденная им жадность дестабилизировали республику. Политик-популист Публий Клодий использовал народных трибунов и вооруженные уличные банды для атак на ряд высокопоставленных государственных деятелей. Действия Цезаря осудили как неконституционные, а его кампания в Галлии вызывала вопросы — даже несмотря на то, что она позволила расширить владения Рима до Рейна и Ла-Манша. На Помпея набросилисьс обвинениями. Красс же, как всегда, оставался неприкосновенным. Клодий, как и большинство римлян, был у него в долгу: Красс когда-то защитил его от обвинений в святотатстве и добился его оправдания. Хотя Красс открыто не поддержал действий Клодия, они несомненно играли ему на руку — запугивали его политических соперников и ограничивали их власть.
Пять лет спустя, когда первый срок службы Цезаря в Галлии подошел к концу, взаимные интересы троих политиков снова пересеклись. Цезарь теперь был самостоятельным игроком, авторитетным и успешным военачальником, могущим выступать наравне с остальными двумя. В апреле 56 года до н. э. неформальный триумвират встретился в Лукке на севере Италии, чтобы возродить союз, который так отлично помогал им в прошлом. Цезарь хотел продлить срок своего командования в Галлии, чтобы развить кампанию и закрепить победы. Красс и Помпей охотно согласились дать ему командование еще на пять лет, с условием, что остальные доминионы Рима будут разделены между ними двоими. По этой сделке Помпей получил право заочного правления Испанией, а Красс — юрисдикцию над Ближним Востоком, семь легионов и право принимать решения о войне и мире, не советуясь с Сенатом и народом Рима.
Из всех троих Красс потенциально приобрел больше всего. Парфянская империя — современный Иран и Ирак — планировала расширяться на Запад, к Армении. Но она была охвачена гражданским неповиновением, и в Риме посчитали, что империя не устоит перед вторжением. Связи парфян с Великим Шелковым Путем и другими торговыми маршрутами открывали возможности для вмешательства и извлечения прибыли. Красс понимал, что если ему удастся покорить эту империю, он реализует давнюю мечту Рима — продвинуться вглубь Евразии. Как писал Плутарх, «к старой болезни Красса — корыстолюбию — из-за подвигов Цезаря присоединилась новая неудержимая страсть к трофеям и триумфам»[45].
Амбиции Красса до сих пор умерялись определенным благоразумием. Но теперь ему уже исполнилось шестьдесят, и он был поглощен желанием оставить после себя великое наследие благодаря военным победам. Возможно, это был поздний кризис среднего возраста — а может, ревность к Помпею и Цезарю? Консул и историк Кассий Дион утверждал, что Красс хотел «совершить нечто, предполагающее славу и в то же время прибыль»[46]. Его амбиции казались безграничными: «Уже не Сирией и не парфянами ограничивал он поле своих успехов, называл детскими забавами походы Лукулла против Тиграна и Помпея против Митридата, и мечты его простирались до бактрийцев, индийцев и до моря, за ними лежащего»[47].
Когда в конце 55 года Красс отправился на восток, римская элита встретила эту идею прохладно. Ряд ключевых политиков выразил сомнения в военной логике кампании и в ее перспективах. У парфян была выстроена впечатляющая военная машина. Недоброжелатели подозревали, что жажда наживы лишила Красса здравого смысла — и что какими бы великими ни были его амбиции, он не мог сравниться с Помпеем в доблести и умении на поле боя. Помпей, оставив свои дурные предчувствия при себе, сопроводил Красса до ворот Рима.
Однако легенда гласит, что когда он подошел к городским пределам, народный трибун Гай Атей Капитон показался наверху ворот и провел ритуал, который должен был принести Крассу неудачу, — ибо тот попирает честь республики. Согласно Плутарху, Атей «начал изрекать страшные, приводящие в трепет заклятия» в адрес Красса и его кампании[48].
Но Красс, совершенно не смущенный, направил армию в Сирию через Грецию и Малую Азию, прибыв в пункт назначения в середине 54 года. Он планировал победить парфян и аннексировать Месопотамию, что открыло бы доступ к Персидскому заливу и заморским торговым маршрутам. Однако Красс был уже не тот — он не вел военных кампаний целых пятнадцать лет. Его семь легионов состояли в основном из молодых и неопытных солдат, привлеченных мечтой о богатой наживе, и лишь немногие служили Помпею во время его восточных войн. Плутарх рассказывает, как Красс по пути в Сирию проезжал через Галатию (это большая часть территории современной Турции), где старый царь строил новый город. Красс сказал ему: «Царь! В двенадцатом часу начинаешь ты строить». На что царь ответил: «Да и ты, император, как я вижу, не слишком-то рано идешь на парфян»[49].
Добравшись до Сирии, Красс решил вторгнуться на запад Месопотамии вдоль Евфрата, вместо того чтобы пройти через Армению и воспользоваться помощью местного царя Артабаза, который предложил ему свое войско. Поначалу все шло успешно: Красс захватил западную и северную Месопотамию и осадил несколько стратегически важных городов. Затем на зиму он вернулся в Сирию, чтобы дождаться своего сына Публия с тысячей всадников, ветеранов недавних галльских войн Цезаря. Древние и современные историки критикуют Красса за решение отступить, когда удача оказалась на его стороне. Плутарх считал, что он должен был двинуться в Вавилон и Селевкию, города, враждебные к парфянам. Но он остановился и дал врагам время подготовиться. Почему? Из-за жадности. «Обвиняли Красса и за дела его в Сирии, которые подобали скорее дельцу, чем полководцу. Ибо не проверкою своих вооруженных сил занимался он и не упражнением солдат в военных состязаниях, а исчислял доходы с городов и много дней подряд взвешивал и мерил сокровища богини в Иераполе»[50].
Во время кампании часть войск Красса вошла в Маккавейское иудейское царство и разграбила Иерусалимский храм, повторив путь Помпея десятком лет ранее. Красс также конфисковал драгоценности храма Венеры в Иераполе[51]. Пошли ли трофеи на дальнейшее финансирование кампании, обогатили ли лично Красса или попали в карманы солдат, неясно — скорее всего, и то, и другое, и третье.
