Клаус с удивлением взглянул на брата. Но поставил горшок на место и зашлепал к кровати.
Эти люди были мертвы, они ценой жизни искупили свое преступление. Только теперь Вильхельм понял, как подло было преследовать покойников этим бессмысленным презрением.
3
Дортея вскочила в смятении. Верно, она заснула, опершись на левую руку, грудь и плечи у нее были обнажены. Дортея замерзла, ее рука онемела. Но маленький Кристен спокойно спал, прижавшись к ее боку, должно быть, он незаметно заполз поглубже под перину. Свеча на ночном столике почти догорела, пахло горячей латунью и расплавленным салом. Через смотровые отверстия в ставнях проникал серый рассвет.
Увидев, что лежит в своей спальне, Дортея вздохнула с облегчением. Она задула чадящий фитиль, укуталась в перину и распрямила затекшую руку. Слава Богу, это был только сон. И тут же разочарование и чувство стыда сдавили ей горло. Дортее приснилось, что она лежит в постели с Бисгордом, своим первым мужем.
Ночью, когда она меняла пеленки Кристену, в спальне было холодно, и она взяла его к себе, чтобы дать ему грудь, и, верно, заснула, несмотря на страх, сжимавший ей сердце. Проснулась она неотдохнувшая, замерзшая, и спина ныла от неудобной позы. Тревога тут же вернулась к ней. К тому же сон вызвал в памяти неприятные подробности ее прошлой жизни и навалился на нее со старой, полузабытой malaise[10].
С Дортеей бывало и прежде — правда, редко, — что ей снился ее первый муж. Но никогда он не снился ей так реально, так отвратительно интимно. Вздрогнув, она зарылась поглубже в подушки и обхватила малыша рукой, по которой теперь уже бежали мурашки. Спиной она ощущала тепло Бертеля — и поняла, хотя ей и не хотелось в этом признаться, что острый, упершийся в нее локоть сына пробудил воспоминания о старом муже.
В комнате уже проступали очертания предметов. Наконец-то пришел конец этой страшной ночи! Наконец они смогут с удвоенными силами начать поиски! Жители соседних усадеб были готовы прийти им на помощь. Вернувшиеся после ночных поисков люди говорили со служанками о цыганах. На кофе, которое она приказала приготовить для Ларса и других искавших, потихоньку собрались все обитатели дома, даже няня и кормилица с Рикке на руках. Конечно, их огорчение и участие были чистосердечны, их вины не было в том, что этот ночной совет за кофе оказался желанным разнообразием среди будничных забот и что они с мечтательным наслаждением пустились искать объяснения исчезновению учителя и мальчиков…
Эти бедные цыгане с трудом добывали пропитание для своих собственных детей, и Дортея всегда полагала маловероятным, чтобы они занимались похищением чужих. Гораздо больше она опасалась, что Теструп столкнется с бродягами, как он называл их, — он так легко терял самообладание, когда бывал раздражен.
Ей было мучительно думать, что эта неизвестность продлится еще какое-то время и что она не в силах положить ей конец. Все, что было в человеческих силах, они уже сделали, и теперь оставалось только запастись терпением и надеждой и ждать.
От усталости Дортея чувствовала себя словно избитой. Усадьба просыпалась. Обычно Дортея еще немного дремала после того, как Йоханне уносила Кристена в детскую, — в шесть она уже вставала. Сквозь эту легкую дремоту она слышала, как весело щебетали малыши в детской, как вскрикивали старшие девочки, когда во время умывания им в глаза попадало мыло, и как няня Гунхильд причесывала им волосы. Дети то смеялись, то ссорились… Так наступало время вставать. Дортея еще сидела за своим туалетным столиком, когда служанки прибегали к ней за указаниями. Она чувствовала, как постепенно в ее руках сосредоточиваются все нити большого хозяйства, кровь начинает бежать быстрее, голова работает все лучше и лучше…
А вот у больных и старых людей жизненные силы не возвращаются, отхлынув прочь в короткий промежуток между ночью и утром. Многие умирают в это время суток. Бисгорд умер двадцатого марта в половине пятого утра. Она и сама испытала нечто подобное, находясь между жизнью и смертью, когда двенадцать лет назад родила мертвого ребенка, того, который первый должен был носить имя Бертель, — сколько сил забирает это искушение покинуть сонм живых и заснуть последним, беспробудным сном именно в то время, когда здоровые с радостью пробуждаются, чтобы отдаться заботам нового дня.
Для нее тоже придет этот утренний час, когда она навсегда закроет глаза и позволит другим жить дальше уже без нее. Дортея никогда не думала о смерти, как о чем-то неизбежном, даже тогда, двенадцать лет назад. Все время она чувствовала, как ее тело и дух находят в себе скрытые силы и как она снова минует ту черту, где Смерть появляется и забирает тех, кто покончил счеты с жизнью. Нет, у нее еще оставались дела в этом мире, у нее были малыши, которые нуждались в ней, у нее был муж. Они еще так мало прожили вместе, только-только подошли к началу того, когда люди становятся друг для друга всем.
Они вместе уже шестнадцать лет. Это были благословенные годы, рядом с ней жил человек, которого она любила, ей он мог рассказывать о своих надеждах и огорчениях, о своих планах, удачных и неудачных. Теструп вообще-то бывал неразговорчив, упрям и подозрителен, особенно по отношению к тем, кому должен был подчиняться. Сколько раз Дортея жалела, что они не смогли остаться на железоделательном заводе, где Теструп работал раньше. Он много раз хотел бросить этот стекольный завод, так донимали его господа из компании, их вмешательство и придирки. Сколько трудностей ему пришлось преодолеть, прежде чем он смог внести в производство все изменения и улучшения, которые, на его взгляд, были необходимы. Впрочем, и на железоделательном заводе тоже не все было гладко между Теструпом и хозяином.
Когда Теструп занял место управляющего стекольным заводом, леса, принадлежавшие заводу, были вырублены, склады переполнены никудышной продукцией. Самые лучшие работники из старшего поколения покинули завод, недовольные тем, что им нерегулярно выплачивали жалованье и обманывали в выплате натурой. Учетные книги велись неудовлетворительно — истинный убыток за целый ряд лет был значительно больше указанного в документах. Несмотря на все эти трудности, Теструпу удалось поставить завод на ноги. Прежде всего он пригласил на работу Шарлаха и уговорил вернуться из Швеции его зятя, мастера Вагнера. Продукция сразу стала лучше, а несчастные случаи — реже. Теструп ввел изменения, многое перестроил, заключил выгодные сделки на продажу и перевозку стеклянной продукции. Четыре из последних пяти лет завод приносил определенную прибыль. Теструп открыл школу для детей рабочих, перестроил дома, в которых они жили. Ее милый, несговорчивый Йорген был часто весьма доволен своей деятельностью.
Конечно, Дортее хотелось, чтобы у мужа было больше свободного времени для детей. Но куда важнее было их уважение и доверие к отцу. Она пыталась, как могла, сама удовлетворять остальные потребности детей. И кажется, слава Богу, это ей удавалось. У них было все необходимое. Даже Бертель в последнее время заметно окреп. По словам господина Даббелстеена, он достиг успехов по многим предметам. Пусть у него не ладилось с математикой и с латинской грамматикой. Зато он хорошо рисовал и был очень музыкален. А те четверо детей, которых она родила, когда они уже переселились сюда, были здоровые, веселые и красивые — особенно Теструпа радовали его маленькие дочки.
