– Дай угадаю. Уоррен не любил, когда ты разговаривала?
– Ему нужен был покой после тяжелого дня на работе.
Вспомнив о том, сколько сторон ее жизни контролировал бывший бойфренд, Эбби почувствовала отвращение. Слава богу, он больше не появится в ее жизни.
– Эй… – Голос Хантера, мягкий и низкий, раздался прямо за ее спиной. – Не нужно молчать совсем.
– Но ты сказал…
Он положил руку на ее плечо:
– Я не Уоррен.
Да, определенно не Уоррен. Далеко не Уоррен. Прикосновения Уоррена никогда не были такими нежными и не вызывали тепла в ее теле.
– Я… я нашла тут чеки, – сказала Эбби, отодвигаясь от Хантера. – Под стопкой фотографий. Они нужны?
– Возможно. А что за фотографии?
– Какая-то демонстрация.
– А, правильно. Дамаск, в прошлом месяце. Мне их надо отдать, – произнес он.
Эбби передала Хантеру фотографии, еще раз взглянув на них. Снимки были мрачными. На одной из фотографий был изображен мужчина, которого куда-то тащили. Его порванные джинсы были все в пятнах крови.
– Ты волнуешься, когда снимаешь такие события, как это?
– Нет.
– А я бы волновалась.
– Я волнуюсь о том, чтобы не пропустить нужный кадр.
– Это так плохо?
– Конечно плохо! Это моя работа – поймать момент.
– Даже если ты рискуешь при этом своей жизнью?
– Не имеет значения. Мне платят не за то, чтобы я убегал. Единственное, что имеет значение, – это получить хороший снимок.
– Ты этому научился у своего отца?
Эбби провела небольшое расследование и выяснила, что тот знаменитый снимок был лишь одним из многих. Хантер тоже был достаточно известен. Маленькая деталь, о которой он никогда не упоминал. Эбби обнаружила множество сайтов, где восхищались его снимками взрыва школы в Сомали.
– Мой отец был прав. Ты не сможешь выполнить свою работу, если только и думаешь о своей безопасности.
– Уверена, твоя мать была не согласна с ним.
И снова как будто пелена опустилась на его лицо.
– Принимая во внимание, что она умерла к тому времени, я сомневаюсь в этом.
– О! Да…
Эбби подумала, что, если бы мать Хантера была жива, она бы возражала. Особенно после того, как отец Хантера погиб на задании.
– Ты говоришь так, будто твоя жизнь не имеет никакого значения, – заметила она.
– Фотографии – моя жизнь, – ответил он.
– Мне кажется, я бы никогда не смогла так делать.
– Как делать?
– Стоять там и, не чувствуя страха, фотографировать. Или быть беспристрастной. Я имею в виду, как можно смотреть на все, что происходит вокруг, и не реагировать на это?
– Этому учишься.
– Но как? – Ей очень хотелось знать.
– Ты просто делаешь это, и все.
Следующие два часа они проработали в тишине. Хантер чувствовал, что Эбби не понравился его подход к работе. А чего она ожидала? Это его работа – рисковать жизнью ради кадра.
Сколько раз Хантер наблюдал, как отец бросается в самое пекло, лишь бы поймать момент. Это пугало Хантера, но потом он видел фотографии, которые стоили риска.
Иногда он задавался вопросом: осмелился бы его отец так рисковать, будь мать жива?
Хантер оторвался от работы и посмотрел на Эбби. Она стояла на коленях перед его шкафом с документами и раскладывала пленки и фотографии, до которых у него никогда не доходили руки.
Когда она тут закончит, надо будет найти приличную компанию, которая занимается уборкой и где нет женщин с такой привлекательной попкой. Сегодня Хантер впервые увидел Эбби, одетую во что-то, кроме ее мешковатой формы официантки. Свитер с высоким горлом и тесные джинсы облегали ее соблазнительную фигуру.
– Хантер? – Зажав в руке фотографию, Эбби смотрела на него. – Зачем тут желтые наклейки? – спросила она.
– Они нужны для того, чтобы потом можно было подписать фотографии.
Еще одно дело, до которого у Кристины не дошли руки.
– Похоже, у меня нашлось еще одно занятие на то время, пока ты будешь в отъезде, – заметила Эбби, беря ручку и блокнот.
– Ну, если только ты до этого не найдешь другую работу.
– Я имела в виду, если я не смогу найти постоянную работу.
И снова ее взгляд стал пугливым и неуверенным. Хантеру не хотелось, чтобы Эбби выглядела такой несчастной. Его сердце болезненно сжалось.
– Где ты сделал этот снимок? – Эбби помахала фотографией.
– Дай посмотреть. – Подойдя к ней, Хантер взял карточку из ее рук. Это был черно-белый снимок пожилого мужчины, с наслаждением курящего сигару, сидя на куче багажа. – Мирпур-Хас, – сказал он, – железнодорожная станция. Мы приехали на платформу еще до рассвета, и этот мужчина сидел там, совершенно спокойный и невозмутимый. Когда солнце поднялось достаточно высоко, я сразу сделал снимок. А он даже не моргнул. – Хантер показал на ремешок на запястье старика. – Видишь? Ты можешь разглядеть время на его часах? А какая у него морщинистая кожа? Помню, я, увидев эти морщины, подумал, что он выглядит так, будто просидел там всю жизнь.
– А может, так и есть, – ответила Эбби. – Ты помнишь каждый свой снимок?
– Самые памятные остаются навсегда. – «Такие, как твой», – подумал он. Хантер видел в глазах Эбби отблески той же печали и решимости.
Она не пользовалась косметикой, и ему это нравилось. Ее лицо не скрывали яркая помада и тени. Что бы он почувствовал, если бы провел тыльной стороной ладони по щеке Эбби? Будет ли ее кожа такой же мягкой на ощупь, как он себе представлял?
Эбби опять повернулась к фотографиям.
– А вот эта, – продолжил Хантер, узнав снимок, на котором были изображены слоны в тумане, – была сделана в дождевом лесу в Конго. Я два дня сидел под дождем и ждал этих проклятых животных. Подхватил лихорадку и провел следующую неделю в постели.
– Уж лучше лихорадка, чем пуля в лоб.
– Уж лучше получить хороший снимок, – напомнил Хантер. – Я мог просидеть под этим дождем безрезультатно, что случается гораздо чаще, чем ты думаешь. Старая добрая удача значит слишком много в моей работе. Оказаться в нужном месте в нужное время.
– И все же ты продолжаешь этим заниматься. Видимо, твоя работа не совсем уж плоха.
Хантер вытянул фотографию из ее пальцев:
– Да.
Эбби написала на листке: «Африка. Дикая природа». Хантер вернул ей снимок.
– Мне любопытно, – сказала она, – в какую категорию ты отнесешь мой снимок?
