— Лев Давыдович, вы поправитесь, тогда и вступите.
— Нет, надо вступать непременно сейчас.
И вот в течение недель двух он сообщал всем приходящим, что у него неприятности: надо вступать в партию. Все понимали, что он еще неадекватен; Потом, наконец, в какой-то день я пришел рано утром к нему. Мы с ним позанимались, он и говорит:
— У меня новость. У меня хорошая новость.
— Что, нога не болит?
— Нет, выяснилось, что можно в партию не вступать.
— Почему?
— Я выяснил, что в партии состоит С., академик. С таким засранцем я в партии быть не могу.
И после этого он всем сообщал, что С. — такой-сякой, поэтому можно в партию не вступать. „Я чист перед Хрущевым“, — говорит он. Валял дурака отчасти, конечно. Он был очень умным человеком».
* * *
«Почему-то невзлюбил одного их моих руководителей. Был такой очень яркий человек — Александр Романович Лурия, знаменитый психолог, который написал капитальный труд „Травматическая афазия“. На больных, получивших травму, он описал все виды нарушения речи. И эта книга сейчас переведена на многие языки. Это основополагающий труд для нейропсихолога: анализ, лечение, варианты.
Он тоже занимался с Ландау. Я приходил иногда во время этих занятий. Но Ландау сразу начинал злиться. Не хотел с ним работать, говорил: „Он со мной разговаривает, как с дураком“.
А у того были такие тесты. Он рассказывал сказку про муравья и голубку. Муравей сделал то-то, голубка то-то. Почему муравей это сделал? На что Ландау коротко отвечал и отворачивался. И тот уходил. Этот же номер он проделывал с министром здравоохранения Б. В. Петровским. „О чем мне с ним говорить?“ — и тоже отворачивался. Он же был неадекватен».
* * *
Ландау: «Теоретическая физика — молодая наука. Нет, не в смысле молодости науки, а молодости самих физиков. Если до 35 лет ничего существенного не придумаешь, то после — подавно». Помолчал. Потом: «Я, пожалуй, приятное исключение». Заулыбался. — «Боюсь все-таки, что не смогу придумать что-нибудь нетривиальное. Например, когда Эйнштейн в старости написал работу вместе с Подольским, так эту вещь называли работой Подольского, так как все знали, что Подольский дурак…»
Найдин, 2005. С. 183–184
Портрет Зурабова[11]
К В. Л. Найдину в палату зашла доктор, коллега. «Она глянула на портрет министра Зурабова (я его специально повесил, больных веселил).
— Взгляд стальной, брови чуть прихмурены, а улыбка такая ядовитая… Я рассмеялся. Она тоже».
Там же. С. 171
Обеденный перерыв плюс…
«Наша Антонина-реаниматолог была четко волчица. Оскалит зубы, отбросит сигаретку, вцепится в помирающего и, глядишь, вернет его из небытия. <…> Простое русское лицо. Привлекательное. Фигура замечательная. Держала форму. <…> У Антонины с директором были свои отношения. Она его несколько раз вытаскивала с того света после сокрушительных инфарктов — этого бича всех активных хирургов. <…> „Я у тебя, как у Христа за пазухой“, — говорил просветлевший директор. „Эх, не бывали Вы за моей пазухой, — отвечала Антонина. — Там еще лучше“. И смеялись оба. <…>
Однажды в середине рабочего дня она устроилась „отдохнуть“ в кабинете заведующего отделением. Тот был где-то в командировке. <…> К ней прилепился молодой симпатичный ординатор. Он приехал откуда-то из Сибири набираться хирургического опыта. <…> Вот он с Антониной и набирался. Но забыл запереть дверь.
В самый сокровенный момент дверь распахнулась и вошла одна гранд-дама. Зина. „Гранд“ — это только ростом, но не умом. Зато была еще и членом партийного комитета. <…> Так вот она и вошла в тот славный чертог, нарушив романтическое свидание. В ответ на возмущенный, даже ошеломленный возглас: „Что это значит?“ Антонина выглянула из-под сибиряка и хриплым от страсти голосом сообщила: „У меня обеденный перерыв, я тут е…сь и прошу закрыть за собой дверь!“ <…> Дама выскочила, как ошпаренная».
Найдин. 2008. С. И
Муха на потолке
«Во время медицинского конгресса английский докладчик начал свое выступление с показа одного-единственного слайда — беловатый мутный квадрат, а в середине лампа. Рядом — муха. На потолке. Известный всем плафон с лампочкой и мухой, который встречается в Лондоне и Вязьме, Нью-Йорке и Туле, в Мытищах и Ленинграде. <…> Докладчик молчал. <…> Все уставились на картинку, ждали продолжения или объяснения. <…> Прошла минута, потом две, в зале послышался ропот, вежливое недоумение, переглядывание… Потом — три минуты, четыре… Покашливание… Наконец, чутко уловив приближение „перебора“, лектор сказал: „Вы смотрите на эту картинку всего три минуты, и она уже вам надоела. Она примитивна и не несет никакой информации. Скучно и тоскливо. Но парализованный спинальный больной вынужден смотреть на этот пейзаж часами, днями, годами. До смерти. Каково ему? Разве так можно жить?“ Зал сочувственно зашумел…»
Там же. С. 91
Шахтерский член: от подъема до заката
«Нейрохирург Воля (Вольт) решил помочь спинальникам. Разбитая спина — это: парализованы и бесчувственны ноги, нарушено мочеиспускание и прочие интимные тазовые функции. <…> Он разослал спинальникам по всему Союзу опросник <…>. Один из респондентов так и ответил: „Верните мой стоячий член — без него я, как без рук!“ И Воля решил помочь. Не всем конкретно, но хотя бы некоторым, у кого травма не поразила нужный центр, а только его заблокировала. Мужчину укладывали на бочок и делали спинальную пункцию. <…> Медленно вводили коктейль из двух стимуляторов — стрихнина и прозерина. По „кубику“ того и другого. Затем мужика переворачивали на спину. Он глядел вниз и не верил своим глазам — член стоял, иногда чуть покачиваясь от длительного бездействия. Но это был только первый шаг. Немедленно приступали ко второму. Подгоняли машину „Скорой помощи“, запихивали туда страдальца на носилках, стараясь не ушибить об потолок стоячий член, и, включив сирену, мчали его домой. Там уже ждала не первый месяц тоскующая подруга. Строго по инструкции — он снизу, она сверху. „Прости меня, грешную“, — плевались и каялись целомудренные бабы. Но потом входили во вкус и смущенно замолкали. Только громко стонали и тихо вскрикивали. Об этом уж подробно рассказывали товарищам возрожденные мужчины. Ибо после трех-четырех таких сеансов рефлекс эрекции закреплялся, и древнейшее изобретение природы начинало вполне прилично „фурычить“.
Можете себе представить популярность Воли? <…> А где слава, там и завистники. Они, подлые, это роскошное мероприятие и загубили. Написали донос в обком партии. Мол, неприкрытый разврат с псевдонаучной подоплекой. Идеологическая диверсия. Использование служебной машины и расходование дефицитного бензина на внеплановые цели. В очереди даже слегка ссорились: „Я раньше тебя записался на е…лю! Твоя баба еще не прошла инструктаж, а моя прошла, мне Вольт Григорьевич так и сказал, хвалил ее“.
