— Убедила тебя, что ты не должна оказаться в таком положении, когда кто-то постоянно руководит тобой. — Джеймс глубоко вздохнул. Родители Алекс были редкой парой. Как бы они себя ни вели, он видел, что ее мать всеми силами старалась помочь дочери. А то, что она тем самым нанесла вред сознанию девушки, мало занимало ее.
— «Держи ситуацию под контролем», — сказала Алекс, понижая голос и хлопая кулаком по ладони. — Она постоянно мне это твердила: «Ты должна не забывать о контроле, дочь».
— Похоже, твоя мать заядлая феминистка.
— Именно так, — согласилась Алекс. — А сейчас и того больше. Думаю, именно тогда сформировался мой…
— Упрямый характер?
Она усмехнулась.
— Упорство, твердость воли, если угодно.
Джеймс сжал руку Алекс, всей душой желая показать, что понимает ее и как приятно ему ее общество. Рука Алекс была теплой и мягкой, а в комнате витал едва уловимый запах фиалки, принадлежавший только ей одной.
— Мать объяснила, почему они выставили тебя, когда ты объявила, что беременна?
— Да, мама сказала, что, по мнению отца, я опозорила всю семью. Они считали, что я единственная паршивая овца в их благородном семействе, и это заставило отца выгнать меня из дома.
Джеймс убрал локон с ее лба.
— Судя по твоим словам, мать на самом деле не хотела, чтобы ты уходила.
— Ну, может, и не хотела, но ослушаться отца… О, это было исключено! Поэтому, чтобы сохранить мир, матери приходилось действовать с ним заодно. Когда он умер, она решила, что наши отношения безнадежно испорчены, и их уже не наладить.
— Так оно и было?
Алекс еще ближе придвинулась к нему, их глаза встретились. Полумрак комнаты смягчал ее черты, и Джеймсу показалось, что ангел во плоти снизошел до него.
— Если бы я не противостояла ей, то так никогда и не узнала бы ничего. Я всю жизнь считала бы, что ни на что не способна, хотя рассуждения мамы были не лишены логики.
Джеймс кивнул. Алекс, оказывается, куда сложнее, чем он предполагал. Для него было очень важно, чтобы она продолжила свой рассказ. Это позволило бы ему выяснить, кем же она стала сейчас.
— Часто ли ты видишь ее?
— Раз в месяц. Мы с Куинни берем ее на день, хотя я разговариваю с мамой каждую неделю. — Алекс снова свернулась клубочком в углу софы и поглаживала кошку, перебирая ее шерсть длинными изящными пальцами. — Мы прошли долгий путь с тех пор, как она выставила меня за дверь.
— Она действительно сделала это?
— Да… Вообще-то это сделал отец. Он дал мне две недели на сборы, но я не стала ждать так долго.
— Куда же ты ушла?
Алекс вздохнула.
— О, куда глаза глядят. В основном я жила у друзей. — Она вспомнила, какой ужас охватывал ее, когда она не знала, где проведет следующую ночь или где достанет еду. Алекс останавливалась у друзей, затем, чувствуя, что больше не может пользоваться их гостеприимством, спала в своем стареньком «фольксвагене», пока не продала его за приличные деньги. — А потом пришла зима, и я наконец обратилась за помощью в благотворительные организации.
Джеймс вскочил, подошел к окну. От его неожиданного движения кошка испуганно метнулась с ее колен.
— Почему ты не пришла ко мне? — Повернувшись, он посмотрел ей в глаза. — Почему не позволила помочь тебе?
Его гнев смутил Алекс.
— Потому что это была моя проблема, а не твоя. Обдумав ее со всех сторон, я поняла, что мне отпущен шанс получить помощь и встать на ноги.
— И ты это сделала?
— Да. Мне удалось получить жилье и деньги на жизнь, и я, собрав все силы, окончила школу. Потом нашла почасовую работу, а постепенно и грант для оплаты учебы в бизнес-колледже.
Он не произнес ни слова, и Алекс не понимала, о чем размышляет Джеймс. Иногда его спокойствие раздражало, но она знала, что Джеймс Т. Маклинток говорит лишь тогда, когда ему есть что сказать.
— В течение нескольких лет я работала продавцом, набралась опыта и наконец в полной мере использовала знания, полученные в колледже.
— «Женская одежда от Джеми».
— Да. О, извини. — Зевнув, она прикрыла рот ладошкой. — Хотя, как ты понимаешь, я не сразу попала в такое роскошное место. Я начинала с малого и постепенно поднималась вверх.
Джеймс тяжело вздохнул, и Алекс догадалась, что его прежние страхи рассеялись. Слава Богу! Ей неприятно было видеть его расстроенным, особенно если причина была в ней.
— Тебе следовало прийти ко мне. — Джеймс повернулся и так пронзительно взглянул ей в глаза, что у Алекс сразу взмокли ладони. — Я все сделал бы ради тебя. Ты знала это.
Между тем кошка спрыгнула на пол и гордо прошествовала прочь, забрав с собой тепло. Алекс зябко поежилась и стала беспокойно теребить ремешок часов, чувствуя, что разговор зашел чересчур далеко.
— Я была напугана и беременна. Плохо соображала, — объяснила она, но тут же замахала руками, стараясь улыбнуться. — Можешь считать меня сумасшедшей, но я была так груба с тобой, что сомневалась, захочешь ли ты когда-нибудь видеть меня снова.
— Ты ошибалась. — Джеймс снова сел, не спуская с нее глаз. — А я-то думал, мы друзья. Я сделал бы все, лишь бы заботиться о тебе и Куинни.
Алекс старалась не смотреть на него, но почему-то у нее это никак не получалось. Он был взбудоражен, раздражен и сердит на нее, и причина этого недовольства поразила Алекс.
— Но ребенок ведь не твой, — мягко возразила она. — Ты не обязан был заботиться о нас.
— Я любил этого ребенка, хотя и не видел. Но ты не давала мне сделать что-то для девочки.
Алекс вдруг осознала, что в юности владела чем-то драгоценным и попрала это с жесткой бескомпромиссностью молодости. Джеймс мог не любить ее, но, как чуткий человек, понимал, что и нерожденный ребенок нуждается в любви, а такое отношение не часто встречается. Алекс отказала Джеймсу потому, что он не соответствовал ее представлению о лихом ковбое, и не потрудилась узнать, какова сущность того, кто скрывался под широкополой шляпой.
Внезапное чувство стыда окрасило ее щеки. Юность разбила вдребезги все, что теперь невозможно склеить.
— Прости, — сказала она, зная, что не в состоянии отплатить Джеймсу за доброту, которой так необдуманно пренебрегла. — Но мне было важно самой попытаться построить свою жизнь, не полагаясь ни на кого. Я хотела доказать себе, что способна на это.
Джеймс покачал головой. Обиды не было. Ничего похожего. Он все эти долгие годы надеялся, что Алекс вспомнит о нем и позволит ему помочь. И, как видел Джеймс сейчас, напрасно. Она считала его примитивным, скучным ковбоем — никакого блеска, ничего интересного. Всегда обычные джинсы, простая рубашка и старая шляпа, которую выдали ему как вышедшему на пенсию почетному участнику родео.
