— Вот и все, мистер Эшер. Я буду снаружи. Когда закончите, нажмите, пожалуйста, на эту кнопку.
— Благодарю вас.
Но он уже вышел из зала.
Судя по внешнему виду, сейф должен был оказаться тяжелым. Я придвинул кресло к столу, стараясь не ломать себе голову над тем, что может оказаться внутри. Если не знаешь, чего ждать, ничто не способно озадачить тебя сюрпризом.
Сейф оказался пуст, если не считать синего бархатного футляра или, возможно, чехла. Распустив на нем шелковый шнурок, я прикоснулся к чему-то металлическому и тяжелому.
Чего же ты ждал, Алан? Ничего, — в этом ты себя уверял постоянно. Но уж этого ты не ожидал никак.
Я поставил серебряную статуэтку на основание. Разумеется, я узнал ее. Впервые я видел такую штуковину в 1950-м. Мы с Лоррен проводили тогда медовый месяц в Ле-Мане, наблюдая за тем, как Элио гонялся на своей любимой Тридцать пятой модели. Достигшие средних лет Питеры Пэны носились с милыми сердцу механическими игрушками куда больше, чем с женами и детьми.
Эту гонку Элио выиграл. И, размахивая трофеем, полый корпус которого был наполнен шампанским, он, с голубой лентой на груди, указал нам на две такие машины, припаркованные у последнего поворота. Два королевских «Бугатти-41». Купе и седан — два величавых бронтозавра из уже исчезнувшей эпохи. Два из шести, существующих на белом свете. Они уже тогда были самыми дорогими автомобильными раритетами на земле.
Шутка, строго говоря, оказалась безвкусной. Мой друг был мертв, а я сидел в швейцарском банке, уставившись на восьмидюймовую статуэтку слона, поднявшегося на задние ноги. О господи, Элио, что за блажь одолела тебя в последние месяцы жизни?
Я вы шел из банка, сел на трамвай и поехал к себе в гостиницу, крепко держа в одной руке бархатный футляр. «Бугатти» различных модификаций, большие и маленькие, мелькали у меня перед мысленным взором, перемахивая, как овцы, через невысокий забор.
Я еще был в Нью-Йорке, когда Джилл поставила меня в известность о том, что ей в этом году не удастся свести концы с концами, если она не выставит на аукцион Тридцать пятую модель, принадлежавшую Элио. Она уже провела соответствующие переговоры с Харрой.
У себя в гостинице я сразу же связался с агентством по продаже авиабилетов. Когда ближайший рейс? Через сколько времени я смогу оказаться в Рино?
Глава третья
21 сентября 1968 г.
Грустный день для нас с Джилл. Мы сидели на откидных стульях в заднем ряду Второго смотрового зала в автомобильном музее Харры. Стулья были расставлены амфитеатром вокруг импровизированного подиума. Проходил аукцион. Двадцать три года прошло с тех пор, как Элио и чета Шабролей вернули к жизни Тридцать пятую модель. А через пару часов ей предстояло перейти в чужие руки.
— Алан, я делаю ошибку?
Я попытался отнестись к этому вопросу с философским спокойствием.
— По-моему, ты делаешь кучу денег.
Джилл одернула свитер. Ее одолевали сомнения.
— И все же я чувствую себя предательницей.
— Ты ни в чем не виновата. Машина и оставлена тебе на черный день. Наверняка так и задумано. На черный день тебе и Теду.
Она искоса посмотрела на два пустых стула, которые мы предусмотрительно заняли.
— Он обещал позвонить, если будет опаздывать. — Она перебила себя, ухмыльнулась. — Ничего не говори, сама понимаю. Веду себя, как наседка.
— А я ничего и не сказал.
— А от тебя и не требовалось. Ну, хорошо, я наседка, и я уселась на слишком большое число яиц. Как раз сегодня мне менее всего хочется встречаться с его подружкой.
— У него, мне кажется, серьезные намерения.
Джилл кивнула.
— По телефону он говорил так, словно собирается объявить о помолвке.
— Вот оно как. Тогда понятно, почему он сюда приезжает. Не похоже, чтобы его слишком интересовали машины.
— Такого он все равно не упустит. «Держать за руку несчастную святую матушку, — Джилл полушутя имитировала ирландский выговор, — в присутствии своей новой подружки»… — Она перебила себя, помолчала. — Как это официально звучит. Словно «другая женщина». Ее зовут Карри Сполдинг, и эта Карри, по словам Теда, без ума от антикварных машин.
— Ну ладно, только будь с ней полюбезней, когда они тут появятся. Ты ведь не хочешь, чтобы все горшки посыпались тебе на голову?
Вопреки собственной воле, Джилл рассмеялась.
— Знаешь, это прозвучит странно, но мне хотелось бы, чтобы ты оказался там, внизу, в самой гуще событий. — Джилл посмотрела мне прямо в глаза и ухитрилась не заморгать. — Так машина, по крайней мере, осталась бы в семье.
— Мне тоже жаль. Но это единственное, что у меня осталось. — Я помахал фотоаппаратом. — Возможно, если бы я отказался от услуг Фрэнсис и заложил студию…
Джилл улыбнулась, пожалуй, обиженно.
— Я уверена, что Элио сбавил бы для тебя цену.
А я, возможно, принял бы эту скидку. Я был готов на все, лишь бы не сбиться с проложенной им тропы. Как только я вышел из банка в Цюрихе, след начал таять. Он не оставил мне ни записки, ни какого бы то ни было объяснения, так что все свои выводы мне предстояло делать, вдохновляясь образом серебряного слоника, да умением читать мысли Элио, что меня порой подводило даже при его жизни.
Расписание рейсов совпадало достаточно удачно. Через двадцать четыре часа я мог попасть в Рино. В Цюрихском аэропорту я разорился на международный разговор по телефону. Джилл была первой — и до сих пор оставалась единственной, — кому я поведал о таинственном наследстве Элио. Она поняла, о чем идет речь, даже в коротком телефонном разговоре в условиях плохой слышимости. Но объяснить смысл этого дара не могла точно так же, как и я. Мы походили на двух недотеп, не способных уловить соль шутки даже после того, как нам растолковали ее смысл.
Из Цюриха в Нью-Йорк, из Нью-Йорка в Чикаго, из Чикаго в Рино. Я оставил багаж в камере хранения и, взяв такси, помчался в музей Харры. В этот день, когда до аукциона оставалось уже меньше недели, здесь готовили к нему машины и воздвигали временный подиум.
Боб Норрис, руководитель работ, стал моим гидом. Я много раз бывал в музее у Харры, это уж само собой. Для автомобильного фаната коллекция Харры превращала Неваду в часть Святой Земли.
Билл Харра сыграл по отношению к автомобилям роль Ноя и, подобно библейскому патриарху, он взял в свой ковчег каждой твари по паре (да его смотровые залы и впрямь напоминали трюмы древнего корабля), от машин на паровом ходу с неуклюжими корпусами до изящно продолговатых, как акулы, «Мазерати». Тайна музея заключалась в том, что Харра обожал все экспонаты. Ослепительно сверкающие тупорылые «Мерсеры» или безобразные «Эдсели» — ему было все равно, любимчиков он не заводил.
За одним-единственным исключением. Настенные карты и указательные стрелы, все внутреннее убранство самого музея, невольно заставляли вас устремиться во второй смотровой зал с его искусственным климатом, заставленный стоящими в ряд «Бугатти». Многие утверждают, что это лучшая коллекция «Бугатти» во всем мире. Я говорю «многие», потому что кое-кто приписывает ту же честь великой заокеанской сопернице здешнего собрания.
