— Я думала, раз он меня любит, то и я… со временем… полюблю его!
— Как же он мог… отпустить тебя одну? В такое время!
— Наверное, не отпустил бы, но от него это уже не зависело: белые забрали его в контрразведку… через час после нашего венчания в церкви.
— И что с ним случилось?
— Не знаю. Больше мы не виделись.
Флинт изумленно всмотрелся в её лицо.
— Не знаешь? Хочешь сказать, и не пыталась узнать? О собственном муже?!
— Вадима вели по улице под конвоем, и он крикнул: срочно уезжайте! Мы уехали и уже не вернулись…
— Но ты же могла узнать… по-своему. Так, как узнала о смерти Агнии!
— Боже! — Ольга застонала. — А я ведь даже ни разу об этом не вспомнила!
Она села на дно лодки и закрыла лицо руками.
— Лучше бы мне погибнуть вместо Герасима! Я не имею права жить на свете!
— Перестань сейчас же! — Флинт рывком поднял её и провел ладонью по щеке. — Просто ты — маленькая глупышка. То, что пришлось тебе пережить, лишило бы рассудка любого мужчину… Ты ведь все равно не могла ему помочь, правда?
— Правда…
— Вот и успокойся! — он опять стал к рулю. — Ветер крепчает, как бы шторма не надул… Поди сюда, сядь возле меня. Ты будешь молчать, а я стану рассказывать, как думал о тебе в одинокие вечера, когда не было рядом родной души. Как валялся в беспамятстве в лазарете, а твои прохладные пальчики прикасались к моему пылающему лбу… нет, не хочу больше вспоминать — это слишком безрадостно! Давай лучше поговорим о тебе. Когда ты сказала, что хочешь вернуться и спасти друзей, я, честно говоря, не поверил тебе. И терялся в догадках, какова же истинная причина? Наверняка у тебя есть за границей родственники, ты имела бы привычную обеспеченную жизнь… А если такая возможность больше не представится? Ты ехала в страну, которая могла обещать тебе гибель только за твое происхождение!
— Тогда я не думала о себе. Наверное, потому, что я уже не была оранжерейным цветком, Ольгой Лиговской, которая считала, что народ — темная неграмотная толпа, которой недоступны высокие чувства и светлые идеалы. А всего за три месяца жизни среди этого народа я узнала и пережила столько, сколько хватило бы на две моих прежних жизни… А главное, я стала человеком, который заслужил уважение товарищей по ремеслу, я стала цирковой артисткой!
— А как же ты не побоялась выйти в море с человеком, который по твоим меркам вовсе не должен был иметь каких-либо моральных принципов… А если бы я не сдержал слова и не привез тебя туда, куда обещал? А если бы я стал приставать с домогательствами?
— Я пустила бы тебе пулю в лоб!
У Флинта от удивления расширились глаза.
— Выстрелила бы из весла?
— Выстрелила бы из браунинга, который прибинтован к моему бедру.
— Вот это да! — восхитился моряк. — Однако, как обманчива бывает внешность! На борт ступило легкое, нежное существо — взрослый эльф, да и только, а оказалось, что это — сама Артемида![9]А богиня хоть стрелять умеет?
Ольга засмеялась. Все-таки, когда есть, чем похвастаться, чувствуешь себя куда лучше!
— Знаешь, с каким номером я выступала в нашей труппе?..
— Я первый раз слышу, чтобы аристократка была циркачкой!
— Видимо, тебе повезло, я — единственная… Так вот, я стреляла с завязанными глазами, из-за плеча, на звук… Тушила выстрелом зажженную свечу… Анархисты меня очень любили!
— Я представляю! — опять помрачнел Флинт.
Ольга вздохнула.
— Теперь я понимаю, как страдала бедная прабабушка от ревности Станислава!
— Если и твоя прабабушка стреляла с завязанными глазами, я сочувствую бедному Станиславу!
Дело шло к вечеру. Солнце валилось в море, окрашивая облака вокруг последними багровыми мазками. Флинт закрепил руль. Приспустил парус и стал помогать Ольге устраиваться на ночлег.
Они оба разом замолчали, боясь нарушить хрупкое равновесие в отношениях — их одинаково пугало то, что могло последовать за обоюдным признанием. Флинт боялся, что не сможет сдержать себя, находясь в такой опасной близости от Ольги. Стоило ему случайно локтем коснуться её груди, как у него бешено заколотилось сердце и пересохло во рту.
Ольга боялась, что не сможет противостоять Флинту, если он захочет её обнять. Она вся задрожала, когда он, поворачиваясь, случайно её задел…
— Спокойной ночи! — сказал ей Флинт и хотел поцеловать в щеку, ведь в этом ничего не было особенного — просто братский поцелуй, но тут лодку качнуло — или на миг потеряла равновесие Ольга? — и "братский" поцелуй пришелся как раз на её полуоткрытые губы.
Поцелуй будто ожег Ольгу — она замерла. Да что же это творится? Что говорит в таких случаях Шекспир? Руки Флинта скользнули по её телу и коснулись какой-то выпуклости на её бедре. Фу, да это же пистолет! На Флинта точно вылили ушат холодной воды: спятил! Определенно, это сумасшествие, причем заразное — девчонку будто паралич разбил! Стоит, ни слова не говорит, кажется, даже дышать перестала!
— Спокойной ночи! — пожелал он ещё раз и пошел укладываться. Вот только постелил себе не на корме, а поближе к Ольге — мало ли, среди ночи привидится что дурное?
Он как в воду глядел! Ольга долго не могла уснуть. Ворочалась на своем жестком ложе, словно на угольях, грудь её теснили дурные предчувствия, сердце колотилось… Когда наконец она заснула, то увидела во сне Вадима. Он сидел на полу комнаты, похожей на тюремную камеру, под глазом его чернел огромный синяк, а рубашка была разодрана в клочья. Рядом с ним на полу сидели ещё несколько человек в таком же плачевном состоянии; один вообще лежал, не в силах подняться.
Дверь камеры открылась, и в проеме возник вооруженный человек, который стал по списку читать фамилии. Ольга услышала одну: Зацепин. Другие остались в её голове многоточиями. Арестантов по коридору вывели в широкий, залитый солнцем двор. Там их поставили у стены, сплошь выщербленной пулями. Ольга увидела и стоящего напротив, рядом с вооруженными солдатами, белогвардейца с неприятным ржущим смехом. "Ямщиков, — вспомнила она. — Вадим называл его Жеребой".
— Зацепин, подумай, в последний раз тебе предлагаю! — крикнул Ямщиков.
Видно, его предложение воспринималось Вадимом как недостойное, потому что, по-мальчишески свистнув, он скрутил Ямщикову фигу. Белогвардеец махнул рукой, грянул залп, и фигура Ольгиного мужа, надломившись, медленно осела на землю.
Наверное, Ольга кричала. Потому что пришла она в себя от того, что Флинт обмывал её лицо холодной водой и приговаривал:
— Успокойся, Оленька, успокойся!
— Вадима убили! — сказала ему Ольга и разрыдалась.
ГЛАВА 5
"Уж не погоня ли?" — испугался было Ян, но телега подъехала поближе, и юноша увидел на ней двух незнакомых казаков в форменных фуражках и выгоревших гимнастерках без знаков отличия.
