— В последнее время я ориентируюсь в основном на себя, — ответил я наконец.
Боб кивнул, и я принял это за знак одобрения. Когда тебя загнали в угол — в профессиональном или личном смысле, — лучше всего положиться на себя. Конечно, это не так, по крайней мере не совсем так, но в своем ответе я опирался на опыт долгих лет, когда до меня никому не было дела.
— А зачем?
— Что зачем?
— Зачем твоему герою кого-то похищать?
— Он его не совсем похитил. Скорее взял в плен. Тебе никогда не хотелось кого-нибудь взять в плен?
— Вроде нет, — покачала головой Промис. Она обернулась к песочнице посмотреть на девочку с розовым совочком, и ее темные волосы взметнулись вокруг головы. — Когда я была маленькая, я много думала о похищениях. Наверное, в газете что-то вычитала. Воображала, что какой-то странный тип меня похищает и не отпускает домой, а я становлюсь все старше и старше. Мама сдается, перестает меня искать, а мою комнату превращает в кабинет, о котором всегда мечтала. А потом я сбегаю.
— Каким образом?
— Не помню. Очаровываю его, вроде как не сержусь… Он начинает мне доверять или что-то вроде того. А потом я втыкаю нож ему в глаз.
Я представил себе эту боль — глазное яблоко, растерзанное кухонным ножом. Оно лежит у меня в ладони, свисает на тоненькой склизкой ниточке. Интересно, что хуже — эта боль или боль от предательства Промис?
— А ты читал в газете…
— Неужели так плохо быть похищенным? Вот, скажем, ты уже выросла. И похититель не придурок какой-нибудь, а нормальный парень, разрешает книги читать, писать, смотреть телевизор и все такое.
— Так все в твоем романе?
— В повести.
— Похоже на киносценарий, — заметила Промис. — «Король комедии». Любимый фильм моих родителей. С Джерри Льюисом.
— Ага, и с Робертом де Ниро.
Я беспричинно улыбнулся, пытаясь не обижаться на ее слова. С таким же успехом Промис могла бы сказать: «У меня как-то был парень — совсем как ты».
— Может, тебе стоило бы похитить меня? Попробовать, как это.
— Предложение серьезное?
— Просто подумалось, — ответила Промис. — Я верю в опору на реальный опыт.
— Писать надо о том, что хорошо знаешь. — Я тщательно выговаривал каждое слово, а сам следил за реакцией Промис.
— Куда ты смотришь? — Она нахмурилась и потупила взгляд.
— На твой рот. Смотрю, как ты произносишь слова. В основном на твой язык.
— Дрянной мальчишка.
Она выпалила это так быстро, что поначалу я даже не разобрал. Наверное, потому что Промис не похожа на девушку, которая будет говорить «дрянной».
— Можно вопрос? — Промис подняла глаза. — Ладно, знаю, я и так уже задала вопрос.
— Валяй.
— На самом деле у меня два вопроса. Можно?
Промис улыбнулась, и это окончательно меня покорило. Я понял, почему на меня так действует ее улыбка: она улыбалась глазами. Конечно, уголки губ поднимались вверх, но улыбка была во взгляде.
— На первый вопрос отвечай не раздумывая. Ты поцеловал меня просто так или зачем-то?
— Зачем-то? — Я попытался выиграть время. — Да. Потому что мне захотелось. Потому что мне уже давно хотелось тебя поцеловать. И надоело гадать, хочется ли тебе того же.
— Ага. Значит, усталость, — кивнула Промис и снова улыбнулась. — И какой же у похитителя мотив?
— Это и есть твой второй вопрос?
— Да. Мотив — в твоем романе.
— Вот это я и пытаюсь понять, — пожаловался я. — Никак не придумаю, просто с ума схожу.
— Знаешь, у меня когда-то тоже были амбиции, — признался Боб.
— Я никогда не думал, что у тебя их нет.
— Я о писательстве.
— О писательстве?
— Хотел стать писателем, — продолжал Боб. — Как ты. — Он ткнул в меня пальцем.
— Ты сочинял?
— Пытался. Окончил колледж. Стал редактором маленького литературного журнала в Принстоне. В то время я хотел писать романы.
— И что же случилось?
— Переехал в Нью-Йорк, снял квартиру и неделями пялился на чистый лист. А потом, как нетрудно догадаться, пришел в издательское дело. Так получилось. Понимаешь…
— Случайно.
— Точно. Не слишком оригинальная история.
— Я об этом думал, — признался я. — Пару раз. Хотел стать помощником редактора. Покрутиться в деле.
— Вот видишь, у нас много общего.
— Хочешь верь, хочешь нет, за юридическую редактуру больше платят.
— Верю.
В приемной у доктора Мендельсона на Двенадцатой улице за Челси я заговорил о головной боли и о лекарстве, которое мне рекомендовала сестра. Я несколько раз повторил, что сестре оно очень помогло. Я надеялся, что раньше не рассказывал о братьях и сестрах, а вернее, об их отсутствии. Врач кивал, прикрыв глаза. Я ему надоел? Да нет, просто он мне сочувствовал. Из ушей у доктора Мендельсона торчали клоки седых волос. Раньше их не было, или я просто не замечал?
— А в остальном как вы себя чувствуете?
— Нормально.
— Депрессия…
— Прошла, — быстро ответил я, стараясь скрыть торжество в голосе.
Триумф в вопросе преодоления депрессии мог служить признаком рецидива. Я сосредоточил взгляд на собственных ногах, свел колени и продолжил играть свою роль в фильме с одним-единственным актером.
— Хорошо… Это хорошо. Как вам в Сэндхерсте?
— Там спокойно. И красиво.
— Я все думаю, может, стоит туда за покупками ездить? Жена, правда, предпочитает Хэмптоне[15]. Да и дети тоже…
— Там пляж есть… — Я пожал плечами.
— Значит, так: как только начнет темнеть в глазах, сразу же принимайте имитрекс. — Врач вернулся к своей роли и повертел у меня перед глазами перьевую ручку. — Должно помочь.
— Спасибо.
— А раньше болей не было?
— В детстве были, потом прошли. — Я вспомнил, как Боб рассказывал о своих первых годах в издательском деле. От редактуры ужасно болели глаза. Он чудом не заработал хроническую мигрень. — А теперь вот снова появились.
— Да, такое бывает. В детстве многое проходит. — Мендельсон засунул ручку в нагрудный карманчик халата.
Я вышел на улицу и не устоял перед искушением: представил, что я Роберт Партноу. Так иногда выходишь из кино, щуришься от солнца и воображаешь, что ты — главный герой фильма. Я соврал, поиграл с настоящими фактами. У меня в кармане свеженький рецепт, карьера в самом разгаре, жена, любовник по имени Ллойд. И вот я иду по улице… Да, жизнь своеобразная штука, но во всем есть изнанка и положительная сторона. Жизнь — ключ к успешному сочинению. Так говорил Роберт Партноу. Пока я смотрел, как Боб тренируется на беговой дорожке, я заметил, что он немного подпрыгивает при ходьбе. Подъем идет вверх, думаешь, что сейчас он опустит ногу, а он поднимает ее еще выше. Я попробовал повторить его походку и понять, как он это делает.
