— Кроме мужа, — сказала она и засмеялась. — Впрочем, давно прошли времена, когда было стыдно не иметь мужа. Теперь стыдно не иметь модных джинсов.
— А Мишка откуда? — задал Комов терзавший его вопрос.
— Оттуда. Продукт жизненного опыта. Для полного комплекта осталось только добавить собаку.
— Зачем?
— А зачем собак заводят, не знаешь? Мужчины заводят собак, потому что собаки вернее женщин, женщины — потому что собаки вернее мужчин.
— Понятно, — сказал Комов. — Можно было сформулировать проще: разведена.
— Я гляжу, ты хороший милиционер.
— Профессионал.
— Ну, за тебя!
Они еще выпили пива, и Лиза сказала:
— Ты сам напросился, и теперь знаешь, что пригласил в ресторан брошенную жену. Только не подумай, что я хочу поплакаться тебе в жилетку, ты и не такие истории видел, правда?
— Увы, — согласился Комов. — Оскорбление, ограбление, изнасилование — из этих понятий складывается мозаика нашей жизни. Во всяком случае, для милиционера.
— Только умоляю: не надо профессиональных разговоров! Мне еще в школе надоели политика и экономика с философией.
— Зачем тогда были вуз, диплом?
— Для папы. А по жизни — мне бы вопросы попроще. У нас во дворе делали клумбу, а грязь не убрали. Почему? Вот мой главный философский вопрос.
— Да ладно! — сказал Комов. — Я же вижу, что ты не такая. Ты на себя наговариваешь.
— А какая? Ты мне напоминаешь одного доктора наук из института, где я работала, пока его не закрыли. Он говорил: это противоречит моей диссертации, поэтому быть не может.
— Кстати, — оживился Комов, — как так получилось, что институт закрыли? Такое солидное научное заведение — и паршивая частная контора его съела… Не Прыгунов же ваш опереточный, верно?
— Конечно не он. Приезжает иногда один человек, перед которым все слетятся.
— И кто он?
Увы, Лиза не догадывалась о тайных планах, которые были по отношению к ней у Алексея. Ниточка, ведущая к Петросорокину, оборвалась, и теперь он прямо-таки горел желанием кое о чем расспросить девушку, пившую с ним сейчас пиво.
— Не знаю. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
"Ай-яй-яй! — подумал Комов. — Неужели так и не удастся ничего разведать? Ради чего же принесены в жертву несчастные кальмары?"
Не очень-то хорошо, скажу я вам, он знал женщин. Да и откуда было знать, когда времени не хватало даже на то, чтобы сходить в театр на новую нашумевшую постановку "Трубадура"!
Тут его осенило: почему бы не сэкономить, выстрелив по двум зайцам сразу?
— Лиза, давай сходим в театр.
— В теа-атр? — задумчиво сказала Лиза. — Может лучше в кино?
— Я имею в виду музыкальный театр. Оперу.
— Опер, который любит оперу, — развеселилась Лиза. — А я думала, что милиционеры одни только детективы читают.
— Во-первых, я не опер, я следователь…
— Для меня слишком тонкое различие.
— …а во-вторых, я детективов не люблю.
— Почему?
— Много там чуши напридумано. В жизни всё гораздо проще и пошлей.
Заметив, что тарелки опустели, официант напомнил о себе и о меню.
— Что хотите на десерт?
О десертах Комов имел смутное представление.
— А что есть?
— Есть торт, есть мороженое.
Лиза замотала головой.
— Никаких калорий!
— Тогда кофе? — не унимался официант.
Кофе Лиза тоже не хотела.
— Ну давай хоть чай возьмем, — сказал Комов. — Поможем человеку. Видишь, он тоже профессионал.
— Давай чай, — согласилась она.
— Рекомендую с бергамотом, — сказал официант.
— Несите с бергамотом. Гулять так гулять!.. Слушай, а что такое "с бергамотом"? — спросил Комов у Лизы, когда молодой человек отошел.
— Кажется, грушевый чай.
— Надо же! А ты заметила, там, в меню еще был салат из листьев айсберга. Это что?
— Наверное, какая-то трава.
— А соус "Манчестер"?
— Не знаю.
— Черт возьми, сколько в мире неизведанного, верно?
— Ты извини, но по твоему ремню и ботинкам это было нетрудно понять.
— Что?
— Что ты не прожигатель жизни.
Кажется, Комов покраснел.
— Ты что! Я всё могу!
Неужели он оправдывался? О, позор!
— Конечно. Ты всё можешь. Осталось только воплотить это в жизнь, — сказала она с улыбкой скорее милой, чем ехидной.
Что ж, Комов, разве ты не догадывался, что психология женщины — это тебе не примитивная психология преступника? — мрачно заметил сам себе Алексей и поднял палец, привлекая внимание официанта.
— Счет, пожалуйста.
Лизина ладонь легла на его руку.
— Разреши, я оплачу хотя бы часть.
Комов замотал головой.
— Это исключено. Мы не в Америке.
— Понятно. Гордый орел хочет летать за свои деньги.
Комов сжал зубы и отсчитал бумажки.
— Не обижайся, — сказала Лиза. — Просто что-то нервы расшалились. Разные воспоминания…
— Да я и не обижаюсь, — буркнул Комов.
Совершенно не вырисовывалось, как теперь он спросит у нее то, что хотел. А спросить, как уже упоминалось, надо бы непременно. Ах, старайтесь никогда не смешивать служебное с личным!
Снаружи всё еще пылал и сверкал день. Так не хотелось портить этот пейзаж чернилами казенного протокола! Но Комов всё же решился.
— Лиза, я догадываюсь, что ты сейчас рассердишься, но мне всё-таки надо знать, кто тот главный босс, о котором ты говорила.
Она остановилась так резко, что показалось — вместе с ней на миг остановилась вся улица.
— Ах, вот как! Значит, ресторан был просто предисловием к допросу!
— Нет, Лиза, не предисловием, но мне очень надо знать…
— Жалко, я была не в курсе, что гуляем на милицейские средства, а то бы не церемонилась!
— Лиза, клянусь тебе…
— Уходи! — прошипела она. — Считаю до трех: раз, два, три!
Комов остался на месте.
— Ты уйдешь или нет? Считаю снова: раз, два, три!
Ее оскорбленно поднятые плечи опустились. Она взяла его под руку и обреченным голосом сказала:
— Ладно, не обращай внимания. У каждого свой психоз. Или, выражаясь современным языком, взгляд на жизнь. Наверное, тебе действительно это очень надо?
