— Минутку! — пообещала пробегавшая официантка. — Сейчас спрошу, это не мой сектор.
Чтобы разбавить тягостные секунды унизительного ожидания, Комов, скривившись от солнца и собственного остроумия, пошутил:
— Не понимаю, какое отношение имеет эта "Пикадилли" к лондонской Пикадилли? Я человек конкретный. Если, скажем, бар называется "Кактус", то у дверей должен стоять кактус, и не просто кактус, а такой, чтобы глаза колол! А тут какой-то мужик с крыльями на вывеске… Как вы считаете, Лиза?
— Давайте сразу на "ты", — сказала девушка из-под меню, которым она накрыла голову.
— Что?
— Давайте на "ты". Вы ведь все равно этого хотите, правда? А я девушка не такая уж законопаченная. Я понятливая.
Комову стало немного не по себе от этой заявленной понятливости.
В этот момент рядом оказался приятный молодой человек. Вместо юбочки с передником его украшали черные брюки и бабочка.
— Это вы хотели за вон тот столик? Пожалуйста!
И бросился отодвигать Лизин стул.
С облегчением они оказались в тени с видом на Ленинский проспект. Напротив делил одиночество с трелками и бутылкой вина человек с серыми от щетины щеками и выкаченными глазами. Издалека видно — какой-то "национальный вкладыш". Он сразу стал неотрывно смотреть на Лизу, что несколько восстановило Комовское самолюбие.
Предупредительный молодой человек снова принес пухлые и огромные бордовые меню. На стол он положил дощечки с изображением всё того же крылатого парня.
— Это кто такой? — тут же поинтересовался Комов.
— Не знаю… Человечек какой-то.
Какой-то, видите ли, человечек!
Лампы на высоких ножках и с маленькими абажурчиками были увенчаны такими же человечками. Нет, положительно, все хотели в этот день свести Комова с ума: и эти крылатики, и гвоздем засевшая в голове неведомая Икария, и Лиза, и меню, которое Комовская рука уже открыла.
В глазах сразу заплескалось: "Воскресный бранч! Всего за 700 рублей любое блюдо из меню!", "Суп "Дары моря": перед подачей заправляется водкой и черной икрой", "Горячие блюда… 375, 560, 1190, пиво бочковое… 120, в бутылках… 100"
Комов оторвался от цифр и с тоской посмотрел за окно, где через дорогу сияла яркая и наглая вывеска бара "Космополит". Самым дорогим удовольствием там наверняка был бутерброд с соленой рыбой за 18 рэ.
Пока он мечтал, Лиза деловито пролистала меню и категорически сказала:
— Я буду кальмаров.
Комов вздрогнул и снова нырнул в огромные листы со страшными цифрами. Увидев цену, проставленную напротив кальмаров, он почувствовал, что его симпатия к сидящей напротив девушке значительно укрепилась.
— Ну что ж, морепродукты спасают от инфаркта. Мне этот выбор тоже нравится. Но под кальмары нужно пиво.
— Правда?
— Я настаиваю.
— Милиционеры так богато живут?
Комов вздрогнул и чуть не уронил меню.
— Разве я сказал, что я милиционер?
— Не знаю, — сказала Лиза. — Мне так показалось. Во всяком случае, не журналист, верно?
— Уф! — сказал Комов. — Потрясающе. Неужели я так похож на милиционера?
— Ага. Вот только ресторан не очень милиционерский. По меню видно.
— Милиционер по должности не имеет права плохо жить. Если живет бедно — значит, честен, следовательно — опасен.
— А ты честный мент? Несгибаемый? Как Робокоп?
— У нас бы с Робокопа на второй день золотые контакты свинтитли, а остальное бы списали и сдали в металлолом.
Заметив, что бабочки-меню сложили крылья, официант поспешил к ним, чтобы принять заказ.
— Пиво на ваш выбор, только не очень горькое, — сказал ему Алексей, опасаясь, что не сумеет правильно прочитать иностранные названия.
"Да, надо знать языки, а то попросишь где-нибудь за границей цыпленка-табака, а принесут сигареты…"
— Так какой ты милиционер? — вернулась Лиза к прежней теме. — С большими звездами?
— Не очень. Я точу гайку и не хочу быть начальником.
— Бедняжка! Не досталось громких дел?
Комов улыбнулся воспоминаниям.
— Одно могло быть громким.
— Правда?
— Представь себе.
— Расскажи.
— По большому счету ничего ужасного. За два года до развала Союза, прямо в "ондатровом заповеднике"… Ты знаешь, что такое "ондатровый заповедник"?
— Нет.
— Квартал в Кунцево, где жили работники ЦК. И вот, представляешь, там вдруг объявился пророк.
— Пророк? Настоящий?
— Потерпи, узнаешь. Вид этот пророк имел следующий: разумеется, усы и борода; добротно построенное габардиновое пальто и валенки, на которых было вышито: "Вперед к коммунизму!". В руке он держал посох, обклеенный фольгой от мороженого, на шее висел будильник, а вся грудь и шапка увешаны значками.
— Вот это да! — восхищенно сказала Лиза. — Действительно, настоящий пророк!
— Слушай дальше. Меня как молодого работника послали на это несерьезное дело: составить протокол и упечь, куда надо, этого явного душевнобольного. "Зачем же вы, гражданин, — спросил я его, — ведете себя так неадекватно общественному порядку?" А он отвечает: "Через два года Советская власть падет, я должен ее защитить". И рассказал мне — совершенно точно — как всё будет. Я его слова записал и предложил направить в ЦК. Начальство прочитало, сказало: "Страна идиотов, и сам ты — такой же!" Порвало мою записку и велело благодарить. Так я упустил возможность прославиться.
— Да… — протянула Лиза, — Я уже давно заметила, что вся жизнь состоит из упущенных возможностей.
Было интересно наблюдать, как удивительно быстро у нее меняется выражение лица: одну секунду задумчивое и беззащитное, другую — упрямое и своевольное.
Вежливый молодой человек принес тарелки, на которых лежали кольца, нарезанные из тел бедных кальмаров, а также давленные помидоры и дольки лимона. Следом появились две кружки пива со стекающей по запотевшей стеклянной щеке слезой. Алексей ощутил легкое головокружение от этого великолепия, приобретенного на деньги Марата.
— Ну, что же, — сказал он, взглянув на часы. — Пятнадцать тридцать. Кофе пить уже поздно, а чай еще рано. Будем пить пиво и рассказывать друг другу о себе.
Они отпили из кружек и принялись за бедных кальмаров, поливая их лимонным соком.
— Ну? — спросил через некоторое время Комов. — Обо мне, можно сказать, всё известно. Теперь давай послушаем о тебе.
— Боюсь, ты не услышишь ничего особенного. Я вполне самостоятельная, обеспеченная женщина. Всё есть…
"… кроме мужа", — подумал Комов.
