О Келли. Рост — метр шестьдесят два, в колледже играла в волейбольной команде, двадцать шесть лет, белая. Чистая нежная кожа. Заутюживает стрелки на узких голубых джинсах, длинные светлые волосы идеально уложены: ниспадают от пробора по центру словно крылья ангела. Тик зовет ее Фарра.
— А вот и Фарра, — говорит он.
Даже самые древние старики отрываются от своих пончиков.
— Привет, Винс, — улыбается она. — Только не говори, что это опять новая книга.
Он кивает.
— Ты потрясающий.
Улыбается.
— Что на этот раз?
Винс поднимает книгу и старается, чтобы по тону не было заметно, что он репетировал.
— Она о том, как мы создаем собственный вариант ада прямо здесь, на земле.
— А-а, — неопределенно отзывается девушка.
Винс продолжает:
— Для этого парня ад — город Ньюарк в штате Нью-Джерси. Когда-нибудь была в Ньюарке, Келли?
— Нет, — отвечает Келли. Она погружена в свои мысли или ему мерещится? — Кажется, нет.
Винс поднимается.
— Да, Ньюарк — дыра. Я поместил бы ад поближе к Патерсону. По сравнению с Патерсоном Ньюарк просто детский парк развлечений.
Да, она действительно думает о чем-то своем: улыбается, кивает, но над его шутками не смеется.
— А-а, — повторяет девушка и поворачивается к прилавку с пончиками.
И это все? Все, что ему причитается сегодня? Сокрушенный, он плетется следом, надевает фартук и обходит прилавок. Лерой Джонс. Идиот. Винс клянет себя и продавщицу букинистического магазина. Я слишком увлекся этим направлением, думает он и прикидывает, следует ли взяться за еще одну книгу Джона Николса. Может, «Милагро» — часть не связанной по сюжету трилогии? Это было бы разумно: если сомневаешься, бери трилогию.
— Сегодня мне… — Келли выбирает дюжину пончиков, в том числе пять с желе.
— Сегодня больше пончиков с желе, чем обычно, — тихо замечает Винс, складывая их в коробку. Он наклоняется и смотрит на нее через витрину — ноги в узких джинсах идеально симметричны. Господи! Отдав пончики, он замечает политический значок, приколотый к пальто Келли. На нем красно-белые полоски и голубые надписи: «Греб» и «СДП[6]».
Он выпрямляется и смотрит ей в глаза.
— Греб?
— Гребби. Аарон Гребби. Он юрист в той фирме, где я работаю… и мой друг. Он баллотируется в законодательное собрание штата.
— Будешь за него голосовать?
Она улыбается.
— Да, буду. Он хороший человек. — Смотрит на пончики.
Винс кивает, заклеивает коробку и ставит ее на прилавок.
— Значит, ты за республиканцев?
Келли морщится.
— Нет. Может быть. В юности я была стойким демократом. Как и все. А теперь… я думаю, что у этой страны было столько промахов, что нужны перемены. На этом строится избирательная компания Аарона. «Вернем Америке ее величие». — Она поводит плечами в едва заметном смущении. — По крайней мере Аарон так всегда говорит.
— А что он думает по поводу заложников?
— Он считает, что этот вопрос решается не на уровне законодательного собрания штата.
Винс кивает.
— Но я уверена, он хочет, чтобы они вернулись домой.
— Непростое у него положение, да?
Она смеется.
— Ты должен голосовать за Аарона. Он тебе понравится. Он много читает. Как ты.
— Да?
— Но предпочитает в основном нехудожественную литературу. Слушай, ты пойдешь сегодня на встречу с сыном Рейгана? — спрашивает Келли. — Аарон там будет. Сможешь с ним познакомиться.
— Да, — отвечает Винс. — Я как раз подумывал, не сходить ли мне на встречу с сыном Рейгана.
Девушка снова улыбается. В этой улыбке Винсу видятся дети, загородный клуб, стрелки, заутюженные на его собственных джинсах.
— Тогда увидимся там, — говорит она.
— Хорошо, — соглашается он и смотрит ей вслед. Потом бежит в заднюю комнату, бросает книгу в шкафчик, хватает газету и начинает листать страницы в поисках объявления о приезде в город отпрыска Рональда Рейгана.
— Прочел я как-то одну книгу, — говорит Тик и ставит на прилавок поднос с кленово-сиропными пышками. — Называлась она «1984». В школе задали. Написал ее один французский тип, Харвелл, где-то там в шестнадцатом веке и предсказал, что в 1984 году не останется никакого футбола и баскетбола и вообще ничего такого. Единственным видом спорта будут гонки на велосипедах ВМХ. Вот почему я везде езжу на своем велике. Потому что когда в 1984 году дойдет дело до Олимпиады, эта херня станет олимпийским видом спорта, и я намерен получить гребаную золотую медаль, стопудово. А потом, когда мы вернемся к золотому стандарту, эта медалька будет стоить своего веса в золоте. В той книге говорилось, что велогонкам будут учить как карате, в спортзалах. Я стану сенсеем моего собственного зала ВМХ, прикиньте. Мы будем трахаться, медитировать, курить травку… — все на своих великах. Люди будут приезжать издалека, чтобы учиться у разных мастеров. Раз в два месяца я буду исчезать, слоняться по стране, учить и…
— Слушай, Тик, а сколько тебе лет? — перебивает его Винс.
Пожимает плечами.
— Я измеряю время не так, как все остальные, мистер Винс.
— Но тебе уже можно голосовать?
— Ага…
Винс протягивает ему сложенную газету.
— Слушай, мне нужна компания. Пойдем, послушаем сына Рейгана и…
— Минутку, минутку. — Тик отступает от газеты, словно это бомба. — Я не голосую, мистер Винс. Они этого и добиваются… занести в список твою задницу. А когда всплывает какое-нибудь дерьмо, они просто достают свой большой список — и пожалуйста, Максвелл Тикмен, 2718, Вест-Шервуд-авеню, Спокан, штат Вашингтон. И — бац! Наутро у тебя в зубе уже гребаный радиомаячок.
Он уходит, оставляя Винса читать газетную статью.
Помощник маршала Соединенных Штатов Дэвид Бест, побагровев от гнева, выходит в приемную.
— Во-первых, никогда не приходи, предварительно не позвонив! — В гневе Дэвид выглядит еще старше, и Винс представляет, как напрягается его сердце, чтобы наполнить кровью эти толстые конечности.
Винс вскидывает руки, признавая себя виновным перед Дэвидом и его секретарем.
— Извини.
— Какая? Карлайл? Карсон? Какую тебе сегодня надо?
— Нет, нет. Я не за новой фамилией. Ничего похожего.
— Тогда чего тебе?
Винс переводит взгляд с Дэвида на секретаря и обратно.
