почтовых тройках немедленно отправляли в Москву), зернистая, салфеточная, паюсная, да еще и перестоявшаяся лопаница и подпорченная жаркая, доступные даже и нищим. Кроме того, были еще и жиротопы, которые вытапливали рыбий жир из частиковой рыбы, прежде всего из каспийско-волжской сельди-бешенки. В северной части Каспия работало до 100 тысяч сетей и свыше 50 тысяч рыбаков. А в 1880 году промысел достигал 18 миллионов пудов, в т. ч. одной сельди было поймано 7 миллионов пудов. Рыбные богатства были таковы, что в дельте Волги одним разом, бывало, вытаскивали до 40 тысяч штук лещей, 150 тысяч воблы и 200 тысяч сельди-бешенки. А ведь был еще и залом – огромная сельдь с донельзя нежным, истекавшим жиром мясом, не терпевшим перевозок, так что его ели «с душком»; нынешние едоки о заломе и не слыхивали. Главным рыботорговым центром был Царицын, куда одного судака свозилось до 45 миллионов штук в год.
Кроме десятков тысяч людей, непосредственно занимавшихся ловом и переработкой рыбы, масса народа была занята ее перевозкой. Так, крестьяне Самарской губернии перевозили рыбу с Урала по Волге. Осенью чистопольские и самарские купцы приезжали в Бугульминский уезд для словесного договора о покупке в городе Уральске коренной (соленой) и провесной (вяленой) рыбы и доставке ее в различные пункты. Возы грузились 22 пудами, преимущественно судаком и сазаном. Огромное количество ценной рыбы, прежде всего стерляди, доставлялось в крупные города и живьем. Так, в Петербург доставлялось до 25 тысяч штук стерлядей, из них 10 тысяч из Северной Двины, остальная с Волги. Волжская стерлядь редко весила более 10 фунтов; стерлядь, ловившаяся в Северной Двине и ее притоках Сухоне и Вычегде, достигала 25 фунтов. Вологодские и архангельские крестьяне ловили ее переметами и сбывали скупщикам на вес, рублей по 25 за пуд. Естественно, что в городах цены были совсем другими. Подававшаяся в петербургских ресторанах т. н. «порционная стерлядь» шла по полтора-два рубля за штуку, десятифунтовая стерлядь ценилась в 50–75 рублей, а крупная двинская продавалась любителям по 100 рублей. Теперь понятно, кто богател на выловленной крестьянами-рыбаками рыбе.
Мерные стерляди да осетры не всякому были по карману. Простой народ довольствовался простой, т. н. частиковой рыбой, во множестве ловившейся во внутренних водах России: лещами да судаками, сигами и плотвой; правда, А. П. Чехов, проехавший через всю страну до о. Сахалин, поражался тому, что в каждом станционном буфете можно найти соленую белужину под хреном и красным уксусом. Но простой народ был невзыскателен и на белужину не претендовал. А поскольку такого невзыскательного народа было великое множество, то и работавших на него рыбаков было немало. Так, в середине XIX века в Вологодской губернии жители Заболотской, Троицкой и Карачуновской волостей Кадниковского уезда в числе 2000 человек занимались рыболовством на озерах Кубенском и Кумзерском.
Ловля шла повсюду, в т. ч. и в окрестностях северной столицы. По побережью Шлиссельбургской бухты неводами ловили сигов, окуней и плотву, переметами на Ладожском озере ловили сигов, судаков и палью, на Коневце и Валааме ставились огромные мережи. Вся пойманная на Ладоге рыба перевозилась рыбацкими соймами в Петербург. Ежегодно сюда прибывало до 3000 сойм, каждая из которых вмещала товара на сумму от 50 до 500 рублей. Принимавшие ее комиссионеры взимали с рыбаков или со скупщиков от 5 до 10 % комиссионных и в счет будущего лова выдавали рыбакам пеньку, пряжу для сетей и деньги. На финских отмелях и в Неве ловили ряпушку, корюшку и миног, вытаскивая за каждую тоню до 50 пудов. Корюшка и ряпушка продавались от 3 до 8 копеек за десяток. В Финском заливе берега делились крестьянами Ямбургского уезда на годовые участки: зимой неводами ловили салаку, летом, сетями, – корюшку. Барышники давали за 1000 салак полтора руб., за 1000 корюх – 5–6 рублей. На одну тоню неводом в 500 сажен требовалась артель в 10 человек; в средний улов вытаскивали рыбы рублей на 10. В Стрельне рыбной ловлей занимались осташи, крестьяне Осташковского уезда Тверской губернии. Приезжало сюда обычно до 200 человек; хозяин нанимал нескольких рабочих на срок с 15 марта по 29 июня за 30–50 рублей на хозяйских харчах и с оплатой пути до Петербурга. Ежегодный заработок всех осташей простирался на сумму от 20 до 30 тысяч рублей.
Как и охота, рыбная ловля шла круглый год, то есть и зимой. Нет, не любительская ловля на мормышку над лункой, чтобы вытащить пяток скрюченных окуньков. Тот лов рыбы вели целые артели большими ставными сетями. Во льду северо-западных озер прорубались одна за другой десятки майн, и от одной майны до другой сеть проталкивалась длинной жердью. Работа эта была непростая и очень мокрая, что на морозе доставляло дополнительное удовольствие. В основном зимой в частые сети ловили снетка.
С установлением зимнего пути псковские и новгородские крестьяне везли снетка в столицу. Потреблялось этой маленькой соленой и сушеной в печи рыбки в России неимоверное количество: снеток у бедного населения шел в щи, каши и пироги, и понятия «снеток» и «пост» были неразделимы. Знамо ведь: во щах и маленькая рыбка лучше, чем большой таракан. На Псковском озере средоточием ловли снетка был Александровский посад на Талабских островах, где вылавливалось ежегодно до 200 тысяч пудов снетка; за ночь артель на двух лодках, по семь человек в каждой, вылавливала неводом рыбы рублей на 90.
Сушеный снеток под пиво хорош, а семужка – лучше. Семга доставлялась исключительно из Архангельской губернии – из устьев Северной Двины, Печоры, Мезени и др. Ловили ее наплавными сетями начиная с июля и до ледостава. Лучшей сёмгой считалась печорская. Самый лучший сорт семги покупался скупщиками у рыбаков по цене от 4 до 10 рублей за пуд, а в городах ее продавали уже от 60 копеек до 1 рубля за фунт. Ежегодно в Петербург привозили до 50 тысяч пудов семги и 250 тысяч пудов трески, которая ловилась на Мурманском берегу. С апреля по август на берега Белого моря и Мурман стекались тысячи рыбаков. Так, в только Кольском уезде в 1890‑х годах при 2000 оседлых жителях весной и летом население увеличивалось на 2,5–3 тысячи человек за счет приезжих из Кемского, Онежского и Архангельского уездов. Из купцов города Колы в 1893 году 79 человек промышляли рыбой летом на Мурмане, да еще 17 человек занимались в Кольском заливе семгой. Разумеется, не сами купцы ловили рыбу: им лишь принадлежали суда и «яруса», длиннейшие, до 9 и даже 12 верст переметы, стоившие 150–200 рублей. Ловил рыбу «покрут», артель из четырех рабочих-«покрученников» на судне, к которым еще присоединялся «зуек», подросток для подсобных работ. Заработок делился на паи по 60–80 рублей; пай мог достигать и 100 рублей, падая до 35–40 рублей. Кормщик, старший артели, получал от хозяина еще половину пая и немного (до 50 рублей) денег. Зато «зуйку» ничего не полагалось: обычно это был сын или племянник кого-либо из покрученников, приучавшийся к делу. На всем готовом артель получала треть улова, а две трети шли хозяину. В Кольском уезде в 1893 году судов (шняк и
