карбасов) было 769, хозяев и рабочих на них – 3084 человека, и выловили они трески 584 627 пудов на 295 755 рублей; семгой занималось 1919 человек, поймав ее 16 916 пудов на 109 061 рубль. Ловили треску в море на переметы, или яруса, длиной в несколько верст, насаживая крючки на длинных поводцах мойвой. Средний улов на ярус за один выезд составлял около 40 пудов, на один выезд шняки уходило три дня, всего же артель за лето вылавливала от 6 до 10 тысяч пудов трески, зарабатывая до 2 тысяч рублей. Заработок хороший. Да вот только пока на этих верстах мойву на острые крючки насадишь, все руки покроются шрамами. Ну потом, правда, ложились подремать прямо в лодках, покуда рыбка ловится. Но если во время ожидания шквал налетит и опрокинет шняку – не взыщи: на то оно и море. И немало покрученников так и не возвращалось домой. Зато засоленная особым образом в бочках без головы и хребта, треска ценилась в России как деликатес. Помните, незабвенного Хлестакова угощали в некоем уездном городе лабарданом? Лабардан – это и есть соленая треска без головы деликатесного посола.
А еще беломорские и мурманские поморы занимались зверовым промыслом – охотой на зверя морского, тюленя, нерпу и белуху. Давал морской зверь шкуры и сало, из которого вытапливали жир для мыловаренной промышленности и освещения. Основной промысел был «торосовый», на льдинах. Им занимались с февраля, когда тюлени выходили на лед, чтобы рожать детенышей, по апрель. Зверобои вытаскивали свои, снабженные полозьями карбасы на ледяное поле и, подкравшись к дремлющему тюленьему стаду, били зверя дубинами. Конечно, жестокость. Но и море иной раз поступало с ними жестоко, ломая ледяные поля на мелкие льдины и унося их в Горло, пролив в Баренцево море, откуда уже не было возврата. В 1893 году торосовым промыслом занималось 640 человек, и добыли они 12 032 штуки зверя на 30 379 рублей. Меньше били зверя в остальное время года с судов: в том же 1893 году промыслом занимался 441 человек, добыв 1427 зверей на 4791 рубль. Самый лучший жир давала белуха, животное из породы китовых. Но охота на нее было сложнее, нежели на тюленя, да и попадалось ее меньше: в 1893 году 170 человек добыли всего 98 белух на 1512 рублей. Точно так же тюленя и нерпу били и на другом «конце» России, в Каспийском море, северная часть которого зимой покрывается льдом. И здесь зверовый промысел был связан с тем же риском погибнуть, а если немного повезет, то с риском попасть к «кызылбашам» и «трухменцам», азиатским кочевникам, продававшим несчастных в рабство в Хиву и Бухару. Это была цена России за тысячи пудов прекрасного мыла, варившегося из тюленьего сала в Казани.
Так что и рыбка, и рябки тоже кормили понемногу русского мужичка и зимой, и летом, лишь бы руки к ним приложить да не страшиться ни морозов и метелей, ни мокрети, ни морских штормов, ни многоверстных лесных троп. Но проще было заработать денег в лесу иным способом. Что же еще делали русские крестьяне в лесу и на воде?
Выжиг угля
Мы сегодня знаем только один уголь – каменный, который шахтеры добывают на многочисленных шахтах и каменноугольных разрезах Донбасса, Кузбасса, Урала, Подмосковья, Дальнего Востока. Есть уголь бурый, низкого качества, а есть лучший, блестящий на солнце, как драгоценный камень, антрацит. Когда-то из самого лучшего сорта каменного угля, твердого гагата, или черного янтаря, делали недорогие ювелирные украшения. Есть особый уголь – коксующийся. Из него на коксохимических предприятиях особо ценное металлургическое топливо делают – кокс.
А ведь до середины XIX века в России доменные и другие металлургические печи да литейные вагранки и кузнечные горны питались не коксом, а только древесным углем. Кое-где еще в конце XIX века древесный уголь в металлургии использовали. В Англии уже с XVII века стали пользоваться каменным углем, но ведь Англия свои леса полностью свела на кораблестроение да углежжение. А нам о-го-го сколько угля для металлургии нужно было.
Правда, развитая в промышленном отношении, использовавшая в металлургии прогрессивное новое топливо Англия почему-то весь XVIII век ввозила еще и русское железо. Железо марки «Русский соболь», выплавлявшееся на уральских заводах Демидовых, продавалось за хорошие деньги в Англию и Швецию еще в начале XIX века. Знать, английский металл самих англичан не очень-то удовлетворял.
А дело в том, что в минеральном топливе содержится два главных врага железа – сера и фосфор. И при выплавке металла они переходят в железо. От них оно становится хрупким и быстро ржавеет. Если кто-нибудь из читателей ночью проезжал мимо высоких шахтных терриконов, отвалов, то, может быть, обращал внимание на рдеющие пятна на их откосах. Это самовозгорается от притока кислорода из воздуха сера, содержащаяся в породе. А днем только чуть видный дымок курится. И все вокруг покрыто как бы тончайшей сединой. На землю, постройки, деревья, траву осел тяжелый сернистый дым. А если пройдет легкий дождик, сера в соединении с водой даст очень слабенькую кислоту – серный ангидрид. И упадет на землю кислотный дождь. В районах шахт жить – не на курорте свежим воздухом дышать.
А древесный уголь ни серы, ни фосфора не содержит и металлу их не передает. Да и плавили когда-то русское железо из особых болотных руд, свободных от вредных примесей. На поверхности болотной воды между кочек можно заметить как бы налет ржавчины: это мельчайшие бактерии вырабатывают железо. Так что русское железо было очень чистым. И технологиями пользовались отсталые русские металлурги очень старыми, трудоемкими, можно сказать, примитивными: чуть ли не первобытным кричным способом и пудлингованием. Но здесь рассказ идет не о металлургии, мы и без того сильно отвлеклись, так что отметим лишь, что эти способы также позволяли получать почти химически чистое железо. Железо, которое плохо ржавеет. Еще в середине ХХ века в г. Омутнинске Кировской области, где старинный металлургический завод спецсталей (броня и инструментальная сталь) работал на болотных рудах и угарном газе СО, получавшемся путем сухой перегонки древесины в газогенераторном цехе, можно было видеть железные крыши, которыми покрыты были дома до революции. Крыши некрашеные. И без единого пятнышка ржавчины на железе, выплавленном на дровах.
Так что недаром передовая Европа покупала у отсталой России ее железо.
Впрочем, о железных кустарных промыслах у нас еще речь впереди.
Ну и, конечно, древесный уголь в большом количестве шел в самовары и старинные утюги: ведь электроутюгов еще не было. По городам разносчики продавали уголь: «Уголья, уголья кому!»
Хорош древесный уголь. Да вот работа по его выжигу очень уж тяжела. Углежога, или жигаля, сразу видно было: весь прокопченный, вымазанный сажей, с ожогами на руках, с воспаленными глазами – белки желтые от угара и налитые кровью. И одежда вся в саже, прожженная,
