глубинахъ нижняго корридора, тамъ же происходили схватки; а гимназисты, вступивъ въ юношескій возрастъ, искали въ учительскихъ кухняхъ и другихъ наслажденій. Какая-нибудь дѣвица, съ засученными локтями, не разъ увертывалась тамъ отъ семиклассниковъ.
VIII.
Борисъ прошелъ по среднему учительскому корридору и поднялся въ классы. Ему попались два мальчугана, отправлявшіеся на дворъ, вѣроятно, подраться до перваго звонка.
Только-что онъ отворилъ дверь въ классы, мимо него пролетѣлъ инспекторъ, выпятивъ животъ и ухвативъ двухъ мальчишекъ за вихры; онъ ихъ велъ и подталкивалъ впередъ. Борисъ отправился слѣдомъ за этой процессіей до шинельной комнаты, гдѣ инспекторъ поставилъ гимназистовъ въ разные углы, прикрикнувъ: «стоять столбомъ до звонка!»
Инспекторъ, рябой, съ широкимъ, какъ тарелка, лицомъ, былъ преисполненъ величайшаго самодовольства. Гимназисты звали его «Егоркой» и «вафлей» и ни на волосъ не уважали. Онъ ко всему придирался, всѣмъ надоѣдалъ и не чуждъ былъ взятокъ.
Борисъ, снимая шинель, поклонился ему.
— Здравствуйте, — проговорилъ многозначительно инспекторъ, вытягивая губы, — и точно вспомнивъ что-то, онъ подошелъ къ Борису очень близко и внушительно сказалъ ему:
— Я вами недоволенъ.
Телепневъ промолчалъ.
— Я вами недоволенъ! — повторилъ съ удареніемъ инспекторъ: — вы волнуете вашихъ товарищей.
— Чѣмъ же, Егоръ Пантелѣичъ? — спросилъ Телепневъ улыбнувшись.
— Чѣмъ, чѣмъ?.. Это не ваше дѣло спрашивать, про то я знаю. Смотрите у меня… я не посмотрю на то, что вы въ геніи мѣтите… Если я что еще узнаю, доложу Іонѣ Петровичу… Ступайте въ классъ.
Инспекторъ повернулся и пошелъ въ сборную, гдѣ сидѣли всѣ гимназисты до звонка. Тамъ онъ расхаживалъ и распекалъ за все, что случилось наканунѣ, а часто поднималъ и старое.
Телепневъ пошелъ прямо въ классъ. Семиклассникамъ дана была эта привилегія.
До звонка оставалось минутъ пять. Длинный корридоръ съ чугуннымъ поломъ смотрѣлъ сумрачно. Звонко раздавались по нему шаги входящихъ гимназистовъ. Сторожъ Куртинъ посматривалъ въ стекляную дверь 7-го класса на большіе часы. Въ рукахъ у него былъ колокольчикъ.
Онъ отворилъ дверь Телепневу.
Почти весь 7-й классъ былъ уже въ сборѣ. На первомъ мѣстѣ сидѣлъ Абласовъ и читалъ. Горшковъ расположился на столѣ съ ногами, спиной къ двери, и, размахивая руками, разсказывалъ что-то собравшейся около него кучкѣ. Взадъ и впередъ по классу ходили человѣкъ пять съ книгами. Это были, такъ называемые, зубрилы-мученики.
— А! Телепневъ! — закричалъ Горшковъ, — а я думалъ, ты не придешь сегодня.
Онъ перескочилъ черезъ парту, а за нимъ и остальные.
— Послушайте, братцы, — заговорилъ Горшковъ, — время терять ничего, надо же сговориться… Абласовъ, да полно тебѣ зубрить, успѣешь.
Всѣ собрались въ кружокъ около первой парты.
— Надо же рѣшить — что дѣлать.
— Горчицей каѳедру вымазать, — пропищалъ маленькій гимназистъ, становясь на скамейку.
Нѣкоеорые разразились хохотомъ.
— Тс! Мечковскій, — закричали другіе, — не паясничать… Ну, Скворцовъ, что же ты хочешь дѣлать съ Коряковымъ?
Скворцовъ, здоровый, долговязый малый, стоялъ и довольно глупо смотрѣлъ на товарищей.
— Да я не знаю, господа, — проговорилъ онъ невнятнымъ гнусавымъ голосомъ, — какъ вы.
Видно было, что онъ трусилъ.
— Да что жъ тутъ брендить-то, — обратился къ нему Горшковъ: — что жъ мы? особь-статья, да обругалъ-то онъ тебя, вѣдь.
— Знаю, что меня, — повторилъ Скворцовъ.
— Такъ не пяться же назадъ! — послышалось съ разныхъ сторонъ. Маленькій Мечковскій ударилъ его сверху по головѣ и пропищалъ: «огурецъ соленый!»
— Позвольте, господа… не дурачьтесь! дѣло дѣлать, такъ не школьничать, — вмѣшался Абласовъ. — Телепневъ, предложи, братецъ, что ты вчера говорилъ.
— Что, что такое? — заговорили гимназисты.
Телепневъ очень весело взглянулъ на Скворцова.
— Тутъ Скворцова не нужно самого замѣшивать, господа, — проговорилъ онъ. — Обижонъ онъ одинъ — это правда, но заступиться нужно намъ всѣмъ. Какъ придетъ Коряковъ, кто-нибудь изъ насъ переговоритъ съ нимъ.
— Да, да! — закричало нѣсколько голосовъ, — пусть извинится.
— А кто будетъ говорить? — пропищалъ маленькій Мечковскій. — Прильпне языкъ къ гортани, ха, ха!
— Кто жь, въ-самомъ-дѣлѣ, подойдетъ? — спросилъ черноволосый, плечистый гимназистъ.
— Да вотъ, Телепневъ, — сказалъ Абласовъ.
— Хорошо, — послышалось ото всѣхъ: — Телепневъ…
— А если Коряковъ заартачится? — вскричалъ Горшковъ.
— Тогда нужно къ директору, господа, — сказалъ Телепневъ. — Нужно же, въ самомъ дѣлѣ, показать ему, что у насъ дѣлается.
— Ему некогда, — вставилъ Мечковскій, — онъ бутыли съ наливкой на солнцѣ сушитъ, опытъ переливанія производитъ.
— Только, чуръ, дружно, господа! — началъ опять Горшковъ…
— Что это за сборище? На мѣста!
Всѣ обернулись. Посреди класса стоялъ инспекторъ, загнувъ большой палецъ.
— Собраніе! вѣче! Объ чемъ это? Что затѣваете? — прокричалъ онъ, махая фуляровымъ платкомъ. — И Телепневъ ужъ тутъ — ораторомъ, и Горшковъ — артистъ… виртуозъ. По мѣстамъ! Дебоширы!
Нѣкоторые изъ смѣльчаковъ фыркнули.
Инспекторъ хотѣлъ чѣмъ-то разразиться, но въ эту минуту Куртинъ произвелъ сильнѣйшій звонъ. Онъ удовольствовался гнѣвнымъ взглядомъ и прошелъ въ шестой классъ.
Когда звонокъ пересталъ, всѣ помаленьку разсѣлись по мѣстамъ.
— Такъ сейчасъ же говорить! — закричалъ еще разъ Горшковъ.
— Сейчасъ, сейчасъ! — отвѣчали всѣ.
Дверь изъ корридора отворилась.
IX.
— Читайте молитву, — сказалъ вошедшій учитель, на онъ, и прямо взлѣзъ на каѳедру.
Учителю казалось лѣтъ двадцать пять. Онъ точно проглотилъ аршинъ; ноги переставлялъ какъ полки; головы не поворачивалъ и рукъ не поднималъ. Голова его помѣщалась между двумя высокими и туго накрахмаленными воротничками. Бѣлые волосы, зачесанные назадъ, веснушки и бурыя пятна по всему лицу и желтые тупые глаза — не давали ничего представительнаго физіономіи преподавателя.
— Читайте молитву, — проговорилъ онъ еще разъ.
Всѣ обратились къ углу, гдѣ висѣлъ образъ.
Маленькій Мечковскій выскочилъ на средину класса и своимъ дѣтскимъ голосомъ отзвонилъ молитву. Только и можно было разобрать первыя два слова: «Преблаги Господи», и послѣднія: «и обществу всему на пользу». На словѣ польза Мечковскій поднялся тономъ выше и, юркнувъ подъ столъ, сѣлъ на мѣсто.
Всѣ переглядывались и смотрѣли на первую парту. Горшковъ то и дѣло поворачивался. Телепневъ и Абласовъ сидѣли очень спокойно. Скворцовъ продолжалъ трусить.
— Подайте книгу! — произнесъ Коряковъ, не обращаясь ни къ кому въ особенности.
Никто не двигался съ мѣста.
— Подайте книгу! — тѣмъ же голосомъ повторилъ Коряковъ, и однимъ глазомъ посмотрѣлъ на учениковъ.
Телепневъ всталъ и подошелъ къ каѳедрѣ. Учитель поднялъ голову и удивленно посмотрѣлъ на него. Въ классѣ точно струя какая пробѣжала по всѣмъ лавкамъ. Мечковскій уткнулъ носъ въ книгу. Скворцовъ покраснѣлъ и потупился.
— Харлампій Иванычъ, — началъ Телепневъ, положивъ одну руку на верхъ каѳедры, — вы вчера позволили себѣ такъ обойтись съ Скворцовымъ, что мы предлагаемъ вамъ извиниться предъ нимъ.
— Чего-съ? — спросилъ Коряковъ и покраснѣлъ. — Извиниться? Да вамъ какое до этого дѣло? Ступайте на мѣсто!
— Я не отъ себя лично говорю; всѣ мои товарищи этого желаютъ.
— Чего-съ? — повторилъ Коряковъ. — Какъ вы смѣете подходить ко мнѣ съ такими предложеніями? — Все это онъ произнесъ вятскимъ, грубымъ выговоромъ и безстрастнѣйшимъ тономъ.
— Такъ вамъ
