координировали планы общинного строительства и решали споры.
Каждое поселение гуронов принадлежало к одному из пяти различных племен, составлявших Конфедерацию гуронов. Каждое племя контролировало определенную часть гуронской территории и управлялось племенным советом гражданских предводителей из деревень этой области. Как и в случае членов деревенского совета, все члены племенного совета находились в одинаковом положении, но только один выступал как представитель всей группы. Каждый из членов племенного совета обладал определенными наследственными обязанностями, например защищать торговые пути своего рода. Члены племенного совета преимущественно занимались делами нескольких поселений и межплеменными делами. Над племенными советами стояла Конфедерация, которая, очевидно, включала всех участников соответствующих племенных советов. Конфедерация гуронов стремилась сохранять дружественные отношения между пятью племенами и координировала торговые и военные вопросы. Такие дипломатические и политические сношения не могли быть простыми, но организация управления племен гуронов явно позволяла им успешно руководить делами внушительного по численности населения (около 25 тыс. человек в начале XVII в.), пока европейцы не вызвали в рядах гуронов невиданный раскол, с которыми они были не в состоянии справиться.
Жизнь гуронов была наполнена общественными и частными праздниками. Самые большие из них происходили во время ежегодного собрания совета Конфедерации и при введении в должность новых вождей. Мужчины и женщины также устраивали праздники в честь множества личных событий, а всеобщие празднования сопровождались яркими плясками, играми и пиршеством. Наиболее важная из всех церемоний гуронов — это десятидневный Праздник мертвых[57], отмечавшийся пышными процессиями и пирами после каждой смены местоположения деревни. Монах Сагар описал эту церемонию в мельчайших подробностях; судя по списку предметов, сложенных в общую могилу, очевидно, что влияние европейцев уже трансформировало жизнь гуронов:
«Прочие соседствующие племена извещались о празднике, чтобы те люди, которые избрали это поселение местом погребения, могли принести туда останки [своих мертвых] и прочие, кто желал прийти из уважения, могли почтить праздник своим присутствием. Для всех готовился теплый прием, а пиршество продолжалось все дни, пока длилась церемония. <…>
Могила, очень большая и глубокая, способная вместить все тела усопших, а также предметы обихода и шкуры, предназначенные мертвым, копалась за пределами поселения. Вдоль края выстраивался высокий помост, на котором располагались все мешки, содержащие кости; затем могила украшалась со всех сторон — как дно, так и стенки — новыми бобровыми шкурками и одеждами; затем они помещают в нее слой томагавков; после этого — котлы, бусы, ожерелья и браслеты вампума[58], а также другие вещи, переданные близкими и друзьями усопших. Когда это заканчивается, вожди опустошают и высыпают все кости из мешков в могилу с вершины помоста поверх даров и покрывают их снова новыми кожами, затем древесной корой и после этого насыпают сверху землю и выкладывают большие куски древесины. <…> После этого они вновь продолжают празднование, покидают место захоронения один за другим и возвращаются в те места, откуда они прибыли, с великой радостью и удовлетворением, обеспечивая души своих родственников и друзей тем, что отнимает эту жизнь и дает богатство в следующей».
Сагар подчеркивает, что Праздник мертвых играл важную роль в обществе гуронов: «За счет этих церемоний и этих сборищ они создавали новые дружеские отношения и союзы между собой, говоря так: как кости их усопших родственников и друзей собирались воедино и пребывают в одном месте, так же и они сами должны были жить вместе в таком же единстве и гармонии».
Богатый мир духов проникал и в повседневную жизнь. Наиболее почитаемым в гуронском пантеоне был Небесный Дух, который управлял погодой и помогал людям, если они нуждались в этом; менее важные духи, Старцы, также обладали способностью влиять на людей. Все ирокезоязычные племена взывали к этому миру духов, чтобы они поспособствовали им в их экономических и военных устремлениях, и они были также очень заинтересованы в помощи духов при излечении от болезни. Гуроны, например, верили, что существовали три главные причины недомогания — естественные причины, колдовство и неудовлетворенные желания души человека, — и обращались к магическим лекарям и сообществам целителей, чтобы справиться с этими проблемами. С тех пор как сны стали рассматриваться как язык души, шаманы уделяли им особое внимание в процессе исцеления больных: выбирая подходящий для каждого случая ритуальный обряд, они эффективно справлялись с распространенными эмоциональными переживаниями. Церемонии врачевания часто были, в сущности, разновидностью индивидуальной и групповой психотерапии.
Равнинные охотники на бизонов
Пожалуй, ни один из аборигенных народов Канады XIX в. не захватывал воображения европейцев больше, чем вооруженные всадники — кочевники прерий и граничивших с ними лесов. Эти племена и их южные соседи на тех территориях, которые ныне принадлежат США, в недолгий период своего расцвета были внушительной военной силой, и для многих они символизировали исконных жителей Канады незапамятных времен. Однако жизнь племен Великих равнин резко отличалась от жизни аборигенных народов, обитавших в любом другом месте. Более того, лошади и ружья, которые стали неотъемлемой частью культуры равнин в XIX в., были заимствованы у европейцев. Даже сегодня трудно говорить о том, трансформировали ли фундаментально эти два европейских элемента жизнь племен Великих равнин или просто усилили их более древние традиции.
Задолго до того, как обитатели этих территорий завладели лошадьми и огнестрельным оружием, они были прекрасными охотниками и придумали множество эффективных способов для преследования бизонов — по причине почти полного отсутствия в тех местах прочей крупной дичи. Задача охотников становилась относительно простой за счет того, что каждый год бизоны собирались вместе на одних и тех же зимних и летних пастбищах и перемещались туда и обратно между ними по хорошо протоптанным тропам. Если модель поведения этих животных менялась, это обычно являлось следствием легко определяемой причины, такой как осенние пожары, уничтожившие корм на будущую зиму, или необыкновенно мягкая зимняя погода, которая побуждала стада оставаться в открытых прериях. В большинстве случаев индейцы знали об этом заранее и могли предпринять соответствующие контрмеры, для того чтобы не остаться без пропитания.
У охотников были различные стратегии для облавы на летние и зимние стада. Летом наиболее эффективной была загонная охота близ крутого обрыва. Она привлекала большие группы аборигенов, как правило, включающих женщин и детей старшего возраста, вместе старавшихся вынудить стадо броситься с обрыва; высота не должна была оказаться слишком большой, но как раз достаточной, для того чтобы животные покалечились во время падения. Загонщики распределялись вокруг места охоты в V-образном порядке. Для защиты они часто стояли за естественными или рукотворными укрытиями из кустарников или камней. Наиболее умелые охотники подбирались к стаду сзади и приводили его в движение к
