об их массовой высадке на французский берег, в Нормандии, в июне 1944-го — он написал в дневнике всего одно слово: «АНГЛИЧАНЕ!» — и добавил прописными буквами: «НАКОНЕЦ-ТО!» Впереди был еще долгий год, пока американцы и британцы продвигались с запада и освобождали Париж, а русские войска шли к восточной границе Германии и к Берлину. Группа немецких офицеров, считавших, что единственная надежда для Германии — просить западных союзников о мире, попыталась убить Адольфа Гитлера. В начале войны Фридрих только этого и желал, но теперь, когда попытка не удалась, счел, что нет худа без добра. Он не хотел, чтобы немцы думали, будто победа в войне была бы возможна, «если бы Гитлер был жив».
В последний год Фридрих все чаще фиксировал в своем дневнике свидетельства гибели солдат и мирных жителей. Но об одной смерти умолчал. Седьмого октября 1944 года он написал, что флоту не хватает кораблей, что видел над Франкфуртом крылатые ракеты «Фау-1», а в Билефельде казнили четырех человек, слушавших иностранное радио; запись он дополнил газетными вырезками. Но, следуя своему обычному принципу не говорить о личных делах, Фридрих ни словом не обмолвился о горестном событии в их квартире. Мать Паулины, Йоханна Каролина Пройсс, прожившая с ними последний год своей жизни, в тот день умерла. Скорбя вместе с женой, следующие десять дней он не возьмется за перо.
Чуть позднее Фридрих все же упомянет о личном, поскольку в этом будет предвестие стремительно приближавшегося поражения Германии. В ноябре 1944 года, через сорок лет после ранения во Франции, пожилого ветерана опять призвали на военную службу. Новоявленное ополчение, Фольксштурм (Народные наступательные силы), формировалось под контролем впадавшей в отчаяние нацистской партии. Ополчение состояло из стариков и мальчишек — ветеранов предшествовавших войн и подростков из гитлерюгенда, которые могли лишь оттянуть крушение на несколько дней или недель. Они должны были помогать регулярной армии оборонять тыл; их также выставляли вдоль линии фронта с «панцерфаустами» (гранатометами) — стрелять по танкам противника. Подразделение Фридриха собиралось по воскресеньям, в его единственный выходной, в парке рядом со старым замком на бессмысленные учения. Маршировать он пойдет, но сражаться за нацистов не станет.
Фридрих был вымотан, страдал физически и потому не вел дневник почти три месяца, с декабря 1944 по 7 марта 1945 года. Тогда союзники дошли до Ремагена, города на западном берегу Рейна, и захватили мост, который немецкие войска при отступлении не успели взорвать. Еще через две недели под контролем коалиции будет уже вся река, и изменчивая Лорелея{7} больше не станет топить чужие корабли. Деятели партии что есть сил цеплялись за собственные убеждения и надежды; но фюрер все никак не мог совершить чудо, и нацистские вожди Лаубаха попрятались у дальних родственников. Фридрих убедил бойцов подразделения Фольксштурма, что они могут считать себя свободными от службы. Он ожидал, что мальчишки из гитлерюгенда, которым изрядно промыли мозги, начнут возмущаться и назовут его предателем, но даже они сообразили, что происходит, когда ортсгруппенляйтер Отто Потт сжег все свои бумаги и военную форму. После этого местные жители перенастроили свой моральный компас и выбрали за ориентир городской суд, усердно пытаясь снискать одобрение Фридриха и Паулины.
28 марта 1945 года Фридрих делал записи в дневнике, сидя за рабочим столом. На западе бухала артиллерия: американцы подавляли последние очаги отчаянного сопротивления под Гиссеном. Вдруг над его головой раздался рокот авиамотора, на улице разорвались две бомбы, в окнах суда повылетали стекла. Эльзе, прислуга, бросилась в квартиру за Фридрихом и Паулиной, они с головы до ног были обсыпаны штукатуркой, но невредимы. Всюду валялись осколки стекла и потолочная плитка. Описывая эту сцену много лет спустя, Эльзе сказала: «Герр Кельнер — единственный, кто хорошо относился к американцам, а они сбросили на него бомбу. Счастье, что не убили. В Лаубахе все рассчитывали, что он защитит нас от солдат союзников».
Взрывы бомб застали Фридриха на половине фразы. Вернувшись к дневнику, он поставил многоточие там, где остановился, и в скобках кратко описал налет. Затем завершил исходное предложение и добавил: «Мы выдержим все, только бы знать, что счет злодеяниям Гитлера, этого чудовища, ненасытно жаждущего грабить и убивать, скоро прервется».
На следующий день Фридрих и Паулина сидели в подвале здания суда вместе с Эльзе, фрау Шмитт, тремя ее детьми, судебными служащими, несколькими соседями, ранеными солдатами из устроенного в суде госпиталя и вслушивались в звуки, говорившие о приближении сил союзников. Судья Шмитт не вернулся с войны: полевую почтовую станцию, где он служил, захватили советские войска и его отправили в лагерь для военнопленных в Тбилиси, с драконовскими порядками. Когда двигатели джипов и другой техники зазвучали совсем близко, Фридрих и Паулина вышли взглянуть на своих освободителей.
Американский комендант Гиссена, узнав, что управляющий делами суда в Лаубахе известен как антифашист, направил окружного администратора Теодора Вебера предложить Фридриху должность бургомистра. Тот отказался, но истинную причину Веберу не назвал: сослался здоровье и должностные обязанности. Однако пока Адольф Гитлер продолжал жить и оставался на своем посту — хоть и прятался в берлинском бункере, — Фридрих не хотел ассоциироваться с когортой чиновников времен национал-социализма, бургомистров Германии, бесстыдно выполнявших приказания фюрера.
Первого мая по радио передали специальное сообщение. Гитлер был мертв. Несколько недель спустя новый бургомистр Лаубаха Генрих Шмидт предложил Фридриху место председателя городского совета и заместителя бургомистра. На этот раз он согласился и сыграл ключевую роль в принятии решений о том, какие члены местной нацистской партийной ячейки будут отстранены от профессиональной деятельности и государственной службы. Он часто клеймил в своем дневнике слепую покорность национал-социализма и надеялся, что все причастные к нему понесут наказание. Война во многом этому способствовала. Более сотни жителей Лаубаха и ближайших деревень были убиты или тяжело ранены тем самым противником, над которым они насмехались. Некоторым, как судья Шмитт, суждено было погибнуть в плену. В Гиссене погиб крайсляйтер Бакхаус, председателя Кольнота арестуют, и он окажется в тюрьме. Сдерживая меч правосудия и ратуя за понимание, Фридрих предназначал свой дневник не для мести, а для примирения. Его народ, миллионы его соотечественников пережили крах; теперь предстояло все строить заново. Но к бывшим нацистам, которые пытались воспользоваться примирением, он был суров. 22 ноября 1945 года, отклоняя предложение поставщика по имени Йохан Пиппинг, он отправил ему такое письмо: «Вы хитрый коммерсант. Если что — шагали бы и по трупам. Глазом не моргнув, заключаете сделки с дьяволом. В нужный момент были примерным национал-социалистом. Сегодня все решительно изменилось, и
