Фридрих Кельнер
ОДУРАЧЕННЫЕ
Из дневников, 1939–1945
Friedrich Kellner
Vernebelt, verdunkelt sind alle Hirne
Tagebücher 1939–1945
This work was originally published by Wallstein Verlag in Germany. The owner of Friedrich Kellner’s diary is his grandson, Robert Scott Kellner, translator of the English edition published by Cambridge University Press.
Оригинальное издание этой книги опубликовано издательством Wallstein в Германии. Правообладателем дневника Фридриха Кельнера является его внук Роберт Скотт Кельнер, автор английского перевода, опубликованного Cambridge University Press.
© August Friedrich Kellner (successors), 2024
© А. С. Егоршев, перевод, 2024
© Е. А. Смолоногина, перевод, 2024
© А. Б. Захаревич, перевод (Предисловие, Биографический очерк), 2024
© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2024
© Издательство Ивана Лимбаха, 2024
* * *
* * *
Роберт Скотт Кельнер
Предисловие
Долгие усилия понадобились, чтобы познакомить читателей с дневником моего деда, — в 2011 году они были вознаграждены тем, как Германия встретила эту публикацию. Все называли ее «Eine grosse Entdeckung», «важным открытием». «Кельнер создал образ нацистской Германии в необычайно зримой, емкой, нетривиальной форме, — написала обозреватель журнала „Шпигель“ и продолжила так: — Этот дневник должен быть во всех немецких библиотеках, на каждой книжной полке». Исторический журнал Damals назвал книгу «автобиографией года»[1]. Для немецких читателей дневника, обличающего нацизм, главным стало то, что он подвел черту под полемикой, длившейся не одно десятилетие. Если простому человеку — такому, как Фридрих Кельнер, обычному чиновнику, получившему среднее образование, жившему в провинции, вдали от больших городов, было известно столько подробностей о происходившем в Третьем рейхе, где, казалось бы, все было засекречено, значит, в любом другом месте люди должны были знать куда больше, чем сами в том признавались, о зверствах и геноциде, творимых германскими войсками во всех частях разоренной Европы. Послевоенное представление, будто все население было лишь отчасти осведомлено или вообще понятия не имело, чем занимается нацистская партия (как еще в 2005 году предположил бывший президент Германии Рихард фон Вайцзеккер), наконец удалось похоронить[2].
Фридрих Кельнер предвидел, что люди будут лгать, если проиграют войну: «Малодушные станут говорить, будто всегда знали, что национал-социализм ждет такой финал, и сами они вовсе не были национал-социалистами. На самом деле лишь не более одного процента немцев действительно противостояли гитлеризму»[3]. Из его записей следует, что солдаты, вернувшиеся с фронта, рассказывали об увиденных своими глазами расправах над евреями и русскими военнопленными. Кельнер с самого начала понимал, что евреи столкнулись с геноцидом. Всего через месяц после того, как германские войска захватили Польшу, он упоминает о «Verfolgung und Ausrottung der Juden», преследовании и уничтожении евреев[4].
Он фиксировал также злодеяния в самой Германии: истребление пациентов психиатрических лечебниц, казни немцев, слушавших зарубежные радиостанции или читавших листовки, сброшенные с самолетов. Кельнер описывал эти страшные события в контексте прошлого и будущего, указывал на ошибки, допущенные Веймарской республикой и приведшие к власти злодея в лице Адольфа Гитлера, а также на просчеты лидеров демократических государств, игравших на руку диктатору в его стремлении к мировому господству. Фридрих продолжал вести записи всю войну, исписал десять тетрадей, почти девятьсот страниц филигранным почерком, сопроводив свои наблюдения сотнями газетных вырезок. Если бы все открылось, его объявили бы предателем и расстреляли. Его жена Паулина, чья моральная стойкость придала Фридриху решимости оставить правдивое описание событий, разделила бы его участь.
Я узнал о дневнике в 1960 году, мне было девятнадцать — именно тогда мы встретились с Фридрихом и Паулиной. Мой отец был их единственным сыном. В 1935-м, когда ему тоже было девятнадцать, они отправили его в Америку, чтобы нацистские идеи выветрились из его головы, но, к сожалению, усилия были напрасны. Моя мать вышла замуж за Фреда Вильяма Кельнера через два года после его приезда в Нью-Йорк и называла его потом не иначе как «нацистским ублюдком»[5]. C точки зрения нацистской расовой теории сама она, Фреда Шульман, была «недочеловеком» сразу по двум причинам — у нее были еврейские и славянские корни, — но это клеймо не могло затмить привлекательность молодой женщины, обескуражившей немецкого эмигранта: он влюбился. За четыре года у них появились трое детей; он настоял, чтобы их крестили по лютеранскому обряду. Фред не стремился работать, вместе с приятелем из Германо-американского союза он занимался распространением пронацистских агитационных брошюр. В апреле 1943 года ФБР возбудило против него дело с целью установить, не шпионит ли он на Германию. Фред тогда отправился в Норфолк, штат Виргиния, — возникли подозрения, что он собирает информацию о перемещениях судов[6]. Доказательства, представленные в ноябре того же года в прокуратуру США, были неубедительными, делу вряд ли дали бы ход, однако предусмотрительный Фред воспользовался полученным от ФБР неформальным советом и пошел в американскую армию, чтобы доказать лояльность своей второй родине. Через неделю после того, как он надел форму, дело ушло в архив. Почти все время службы Фред оставался в США, но в феврале 1945 года за какой-то проступок его понизили в звании до рядового и отправили во Францию в составе военной полиции — охранять бывших немец-ких солдат в лагере, устроенном союзниками для военнопленных. Выйдя в запас в январе 1946 года, Фред остался в Европе, использовав поддельное удостоверение офицера оккупационных войск, и стал промышлять на черном рынке.
В том же 1946 году, когда перестали приходить ежемесячные армейские платежи, Фреда решила, что не поедет жить к родителям и не будет зарабатывать официанткой или продавщицей. На дворе была эпоха блистательных мюзиклов производства MGM и RKO, длинноногих красавиц, заполонивших экраны кинотеатров, а ей уже давно хотелось стать второй Джинджер Роджерс или Сид Чарисс{1}. Правда, возможности для двадцатисемилетней матери троих детей, не имевшей хореографического опыта, открывались, как правило, лишь на дешевых подмостках. Поступив в труппу «Мир веселья» (World of Mirth Carnival), колесившую между штатами Мэн и Джорджия и славившуюся своими фривольными «шоу с девочками», Фреда отвезла всех троих детей в еврейский детский дом в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, да там их и оставила. Мне было четыре. Моей сестре — семь, брату — шесть.
В детском доме мы провели семь лет — долгий срок под опекой директора-неврастеника. «За малейшее нарушение распорядка ребенка обычно безжалостно били», —
