бывшей графе «буракумин» красными чернилами стали дописывать «син хэймин» — «новый простой народ». Тем самым потомков «нечистых» лишили реальной возможности раствориться в обществе, избавиться от неблагожелательного пристального внимания его большей части: ведь принимая на работу или вступая в брак, каждый имел возможность просмотреть книги записей гражданского состояния и установить тех, кто принадлежал к «буракуминам».
Передов.ые представители японского общества с первых шагов повели борьбу против узаконенной таким образом новой формы дискриминации «буракумин». В 20-е годы ими было создано Общество сторонников равноправия, которое, однако, в связи со вступлением Японии в серию военных авантюр вскоре было ликвидировано. Лишь после поражения Японии во второй мировой войне на базе Общества возникла Лига освобождения жителей «бураку».
Несмотря на серьезный отпор со стороны консервативно настроенной части общества, к настоящему времени Лиге удалось добиться некоторых успехов: была ликвидирована официальная пометка «буракумин» в книгах гражданского состояния; наносящие оскорбление потомкам «нечистых» могут быть привлечены к судебной ответственности; предпринимателям запрещается наводить биографические справки с целью выявления потомков «буракумин». Правительство и муниципальные советы стали выделять средства на реконструкцию районов «бураку».
На основании принятого в 1970 году закона в течение 10—12 лет в Японии должны были добиться полного социального равенства коренного населения страны. В 1982 году срок постановления подошел к концу, однако, как свидетельствуют многочисленные факты, поставленная передовой частью японского общества благородная цель все еще не достигнута. Выходцы из «бураку» по-прежнему подвергаются дискриминации, а в общей массе японцев все еще существуют предрассудки и всякого рода предубеждения против потомков парий. При вступлении в брак японцы в обход закона о равноправии по-прежнему стремятся «обезопасить себя» от потомков «буракумин»: нередко интересы клана, как и в старые времена, ставятся ими выше интересов любящих, поэтому при заключении брака в первую очередь требуется обмен полной информацией о всех буквально сторонах жизни и состояния обеих вступающих в родственные отношения семей.
Не менее пристальному изучению потомки «бураку-минов» подвергаются и при поступлении па работу. Несколько лет назад в японской прессе много писали о нашумевшем деле одного частного детектива, который составил целый справочник выходцев из «бураку» и немало заработал, снабжая предпринимателей необходимыми сведениями.
Результаты живучести традиционной психологии налицо. По статистике, до 50 процентов населения некоторых поселков — безработные. Японские коммунисты заявляют: люди «бураку» — это своего рода резервная армия японского пролетариата, необходимая для функционирования капитализма. Практика показывает, что эти трудовые резервы не спешат вводить в действие: монополисты, на все сто процентов солидаризуясь с «мнением общественности» в данном вопросе, предпочитают использовать дешевую рабочую силу стран Юго-Восточной Азии на японских дочерних предприятиях за рубежом, нежели обеспечивать работой нетрудоустроенных, да к тому же по традиции отвергнутых обществом граждан.
По мнению некоторых западных социологов, «бура-кумины» — это не только «экономический резерв» Японии: они приняли на себя роль необходимого в буржуазном обществе «козла отпущения», воплотив в глазах японского мещанина всю ту скверну и порок, откинув которые он как бы получает законное право считать себя «добропорядочным гражданином рангом выше». Думается, однако, что положение представителей национальных меньшинств, прежде всего корейцев и айну, также способствует повышенной оценке своего собственного социального статуса «добропорядочным» японцем...
Много хороших традиций в Японии, бережно сохраняет их народ, справедливо считая, что не может быть будущего без здоровых корней нации. Остракизм — корень недоброкачественный, и если он не способен подорвать здоровье нации в целом, то к отдельным серьезным недугам он неизбежно приводит. Об этом убедительно свидетельствует положение как «неяпонских», так и «нечистых» японцев. Общее число их на сегодня 5 миллионов человек, что составляет около 5 процентов населения страны.
СТРАШНОЕ СЛОВО "РОГАЙ"
Слово «когай» — «загрязнение окружающей среды»— уже давно имеет хождение в японском языке. Теперь же все чаще на страницах газет и журналов можно встретить созвучное ему слово — «рогай». Страшное слово, ибо означает оно — «засорение общества старостью»!
Старики в Японии встречаются буквально на каждом шагу, но иностранцы чаще всего сталкиваются с ними в различного рода гостиницах и общественных зданиях. Многочисленная армия «содзино-обасан» — пожилых женщин-уборщиц, проворно орудуя пылесосами и незаменимыми во всем мире тряпками, легко и бесшумно передвигаясь из помещения в помещение, повсюду наводит безукоризненную чистоту. Сами они незаметны: лица не рассмотришь, так тщательно оно скрыто за белой стерильной повязкой, предохраняющей рот, нос и глаза от пыли. Руки до локтя затянуты в яркие резиновые перчатки, на ногах пластиковые шлепанцы—все современно, кроме собственно одежды — традиционного рабочего кимоно или заправленной в широкие шаровары блузы. При виде постояльца «обасан» стараются двигаться еще бесшумнее, казаться еще незаметнее, как бы вообще не существовать.
Мне нередко приходилось бывать на побережье Японского моря и Тихого океана в летние воскресные дни. Если погода выдавалась хорошая, узкие песчаные полоски суши превращались в настоящий людской муравейник. Истомившись в душных, запыленных и задымленных городах, жители, волнами нахлынувшие на побережье, старались в считанные часы отдыха вдохнуть знойного, но влажного и чистого воздуха. И, подобно волнам, схлынув к вечеру, оставляли после себя малоприятную картину — мусорной свалки. Но вот появлялись группки стариков — мужчин и женщин, и начиналась неторопливая работа: без суеты и перебранки. Привычная работа, в которой нет места лишним движениям, да и нельзя их позволить, поскольку ты слишком для этого стар. Не сгибаясь, наколоть мусор на острую палку и собрать в совок, одновременно рассортировывая: алюминиевые банки из-под напитков — в одну сторону, бутылки — в другую, бумагу и всякие коробки — в третью. И каждую кучку — в виниловый мешок. Наконец, одни лишь аккуратные ряды таких перевязанных мешков ждали прибытия небольшого трехколесного грузовичка. А старики отдыхали неподалеку, спокойно и удовлетворенно беседуя. Запомнилась речь их — как тихий шелест...
Однажды я подумал: что стало бы со всей этой любовно ухоженной, чисто вымытой и надраенной до блеска страной, если бы не ее старики?
Сам по себе факт существования острой проблемы старости в Японии отнюдь не новый. Уже немало написано о трудной, нередко требующей настоящего мужества жизни большинства японцев на склоне лет. О них, перешагнувших, в общем, не очень высокий возрастной порог 55—60 лет, все чаще говорят как о «социально обездоленных».
Действующая до сих пор по всей стране система обязательного ухода с работы вынуждает японцев оказываться «на покое»
