— Позвольте поблагодарить вас за то, что вы еще ивезете нас, Генри, — сказала Сибил.
Он ответил учтиво, но при этом в голосе прорвалосьнетерпение.
— Мне это только в удовольствие, тетя Сибил. Выпозволите мне вас так называть?
Она любезно наклонила голову, но в глазах прыгали чертенята.
— Это ради Нэнси или ради меня?
— Ради нас всех, — ответил Генри. — Междупрочим, вам говорили, как трудно вас понять? Вы упорно избегаете лишнихдвижений…
— Как Симеон Столпник? — уточнила Сибил. —Неужто я приросла к столбу между небом и землей? Экое нечеловеческое зрелище!
— В вас действительно есть что-тонечеловеческое, — кивнул Генри. — Вы — воплощение всех добродетелей,но стоит присмотреться — и чудится что-то грозное.
— Увы мне! — воскликнула Сибил. — А я-тодумала, что в наши дни незамужняя тетка — вполне привычное явление! Старая дева— эка невидаль!
— Дева… — повторил Генри и резко оборвал себя. Минутупоразмышляв, он заговорил снова, но теперь уже с удивлением. — Вот, вэтом, пожалуй, все и дело. Вы — странное создание, вы действительно Дева, в вас— тайна владения собой.
В ответ Сибил рассмеялась так же радостно и непринужденно,как нередко смеялась Нэнси.
— Генри, дружочек, много ли вы знаете о старыхженщинах?
— Достаточно, чтобы понять, что вы не из ихчисла, — сказал он. — Тетя Сибил… Хм, даже ваше имя подтверждает это.Вы — чудо девственности из круга Зодиака.
— Вот так комплимент! Если бы не шуба, я бы сделалареверанс. Вы заставляете меня позавидовать возрасту Нэнси — ну, хотя бы на одинвечер.
— Пожалуй, я вам не поверю. Вам решительно нечемузавидовать. У вас все есть, — сказал Генри.
Договорить они не успели, потому что в этот момент появилсям-р Кенинсби, подгонявший Нэнси. Он собственноручно запер двери, после чеговсе, наконец, спустились к машине, и полисмен на мостовой отдал честь м-руКенинсби.
— Добрый вечер, добрый вечер, констебль, —проговорил Кенинсби. — Уезжаем. Такие вот дела. Веселого вам Рождества.
— Боже милостивый, — шепнула Нэнси на ухоГенри, — папочка, кажется, развеселился.
— Только потому, что не считает полисмена зачеловека, — так же тихо пояснил Генри. — Он не бывает груб ни сбедняками, ни с собаками. Ему неприятны только равные.
— Ну, дорогой, — отозвалась Нэнси, — на моейпамяти ты тоже не предлагал полисмену выпить. — Ее рука проскользнула владонь Генри. — Я вся в предвкушении. Мы с тобой вместе. Рождество, и… ивсе остальное. А полисмен — тоже часть всего? Где его искать — в жезлах или вмечах? А может, его место — среди твоих загадочных Арканов?
— Констебль? — на мгновение задумалсяГенри. — А не поискать ли его среди Императоров?
М-р Кенинсби как раз закончил разговор с констеблем обохране дома и шел теперь к машине. Сибил уже устроилась на заднем сидении,Нэнси заняла переднее, а м-р Кенинсби сел рядом с сестрой. Генри запустилмотор, захлопнул дверцу, и они поехали.
Первые мили прошли в молчании. Каждый воспринимал движениепо-своему; если для мужчин это было движение к чему-то, то для женщин, скорее,в чем-то. М-р Кенинсби ощущал его как устремление к ближайшему и неизбежномубудущему, от которого ожидал одних неприятностей. Генри всей душой рвался вбудущее; оно сулило ему испытание и победу. Нэнси и Сибил будущее моглопредложить только новые формы блаженства; куда бы они ни отправились, они всеравно оказались бы там же, где пребывали и сейчас, а время в пути простопозволяло одной радости перейти в другую.
В замкнутом пространстве экипажа движение мыслей четверыхлюдей плавно переходило в движение четырех тел, взаимосвязанных и до известнойстепени гармоничных. Всех четверых соединяли незримые нити; каждый испытывалвзаимное притяжение остальных и, в свою очередь, влиял на их свободу. Знаниетанцевало со знанием; в танце возникали то резкие па озабоченности, то плавныепируэты удовлетворения — обычный язык, котором вынуждены пользоваться души втварном мире.
Полисмен на перекрестке поднял руку. Генри показал на негоНэнси.
— Ты хотела взглянуть на Императора, ну так вот он.
— Ты шутишь? — неуверенно спросила она.
— Ничуть, — серьезно ответил Генри. —Посмотри на него.
Она посмотрела. Последние несколько дней она часторассматривала карты Таро и теперь легко припомнила нужный лист. Может быть,что-то в облике полисмена, в его плаще, блестевшем под фонарем на темнеющейулице, навело Нэнси на мысль о связи с определенной картой; возможно, онауловила то общее, что существовало между императорами и халифами, кади имировыми судьями, преторами и алькальдами, ликторами и констеблями — как бы тамни было, на миг сквозь сумерки ей почудилась тяжелая официальная поступьИмператора из Старших Арканов в шлеме и в белом плаще, вытянувшего вперед руку соскипетром, словно Карл Великий, некогда призвавший своим властным мечомразрозненные племена Европы выйти из лесов и подчиниться ему. От ног ИмператораЗапада начинались широкие дороги: в Рим, в Париж, в Экс, в Византию; пообочинам народы еще только строили свои города. Гул огромных толп волной хлынулв сознание Нэнси. Фигура в белом плаще управляла несметными народнымимножествами легкими, почти незаметными жестами; везде царили закон и порядок.Каждое тело пребывало на своем месте, двигаясь или замирая в нужный момент, иавтомобиль Генри вдруг оказался частицей этого мирового движения. За окноммашины мелькнуло лицо под каской, и Нэнси отвела глаза она поняла, что недолжна видеть его.
Но теперь, не разглядев, каким же оно было это лицо, она ещеглубже погрузилась в сумеречные грезы, где конкретные черты только мешалипроникновению в сущность вещей и постижению силы, правящей миром. Ей всеказалось, что где-то поодаль она различает властную фигуру в белых одеждах…
На улицах шла оживленная предпраздничная торговля, ноавтомобиль отгородил Нэнси и от покупателей, и от продавцов, унося ее вседальше и дальше. Казалось, он плавно мчится с вершины огромного холма, агородская суета, словно пыль, поднятая колесами, остается позади и оседает на высокихгребнях откосов по обочинам. Краешком сознания Нэнси понимала, что шоссе совсемне соответствует картине, представшей ее воображению, но не могла отделаться отощущения, что они вот-вот вырвутся на настоящую дорогу. Почувствовав угрозуневедомого, она принялась отчаянно вспоминать все, что знала об автомобилях,полисменах и молодых людях — вот Генри, например…
Это помогло, Нэнси начала приходить в себя, когда внезапно —уже в предместьях Лондона автомобиль притормозил возле большого здания. Надворотами горел свет, в освещенном кругу сидела привратница с большим ключом.Ворота — свет женщина… В сознании Нэнси вновь вспыхнула одна из карт Таро:императорский головной убор, плащ, разлетающийся, как крылья, гордое, строгоелицо, повернутое к арке над воротами, где на границе света и тени терялосьгеральдическое изображение какого-то крылатого существа. Кто-то, где-то, —наверное, отец на заднем сиденье — что-то произнес, и в его голосе Нэнсиуслышала отзвук безысходной боли. Но машина снова ускорила ход, и они полетелидальше во тьму, оставив позади и эту царственную фигуру.
