всех за идиотов, а идиоткой являюсь сама я.
— Так чё такого там стряслось? — спрашивает Нейт. — Где Гай?
Делаю вид, что не интересуюсь, но слух заостряется.
— Вистан каким-то образом разузнал о том, что Каталина жива, — отвечает Лэнс, поворачивая руль. На его безымянном пальце сверкает обручальное кольцо, и я мигом вспоминаю о Софи. Интересно, где она сейчас? Знает ли о том, что сейчас вокруг меня происходит?
— А откуда такая информация? — снова вопрошает Нейт.
— Хизер сообщила Зайду, а тот уже мне. Она скоро, кстати, уже должна быть.
Я едва держусь, чтобы не закидать вопросами своих спутников. Что это за женщина, о которой они все говорят? Но от одного произнесённого вслух вопроса я всё-таки не отказываюсь:
— Что Вистан может сделать Гаю за такое... предательство?
Лэнс с Нейтом переглядываются. У меня вздрагивает непонятно от чего голос, когда я снова заговариваю:
— Убить?
Моника кладёт руку мне на плечо:
— Нет, что ты, Лина.
— Вистан Харкнесс может и бездушный человек и всегда таким был, — начинает Лэнс, — но всё-таки не настолько, чтобы лишать жизни наследника... Тем более, в связи с последними событиями, кажется, последнего.
Я мигом вспоминаю вычитанную информацию о Гае в интернете. Я помню ещё одно имя помимо Камиллы.
— У Гая есть брат, верно? — спрашиваю я.
— Ну... был, — отвечает Нейт. — Без понятия, где он сейчас и жив ли вообще. Парень исчез в тот же день, когда пропала Натали... — Решив, что я могу не знать, он добавляет: — Натали – это мать Гая.
Тишина длится недолго, Лэнс заговаривает вновь, причём голос у него в отличие от всех остальных очень успокаивающий:
— Так что пока он единственный наследник Могильных карт. Вистан придерживается принципа: передавать, так скажем, дрозды правления сыновьям. Так что убивать сына он не станет, можешь не переживать об этом.
— Ага, — снова говорит Нейт. — Но попытать вполне может. Например, отрубить пальчики или избить до потери сознания.
По спине проходится неприятная дрожь, во рту пересыхает.
Но я ведь должна радоваться его возможным страданиям. Он искалечил меня. Я должна искалечить его в ответ. Почему же сейчас в душе у меня неспокойно и страшно за его жизнь?
— Ты никогда не видела его спину? — Из уст Нейта выбирается весьма странный вопрос. Я даже не сразу нахожусь с тем, что должна ответить.
Отрицательно качаю головой. Он улыбается:
— Ну, когда увидишь, поймёшь, какое у Вистана «заботливое» отношение к сыну.
Спустя двадцать минут после последнего разговора мы доезжаем до знакомого мне дома: жилище Лэнса и Софи. По коже пробегаются мурашки, когда я вспоминаю день, в который была здесь... В окружении своих будущих, — каждый в какой-то мере, — убийц.
— А где Софи? — Нейт вылезает из машины первый, оглядывается по сторонам в предосторожности.
— У родителей, в Сан-Франциско, — отвечает Лэнс, выключая двигатель. — Если повезёт, побудет там месяц. По крайней мере, до тех пор, пока здесь всё не уляжется. Я не хочу рисковать её жизнью. — Он кивает в сторону дома: — А сейчас идите все внутрь. Я подъеду к Зайду с Уэйном. Нужно как можно скорее привезти Хизер и вызволить Гая.
— О'кей, чувак, давай! — Нейт пожимает другу руку, хлопает его по плечу. — А я как всегда остаюсь с девочками, получается?
Лэнс не отвечает, вместо этого надевает солнцезащитные очки, готовясь выехать на дорогу вновь. Но я уже этого не вижу, потому что иду к дому, дверь в который мне любезно открывает Нейт с привычной для него глупой улыбкой.
* * *
Немного надо для того, чтобы сойти с ума от волнения. И Гай понимает это чувство, как только раскрывает глаза.
Голова трещит по швам. Запястья прикованы наручниками за спиной. В глазах двоится, размывается, предметы вокруг «текут». Но он без труда вспоминает, как тело пронзила боль от удара током, так что о произошедшем догадаться было легко. Может быть, ему даже что-то вкололи.
Огромные шкафы, сверху-донизу забитые книгами, образуют высокие стены. Комната мрачна и вместе с тем очень красива. Здесь пахнет роскошью и дорогим парфюмом. Кожаное кресло стоит у рабочего стола, обставленного статуэтками и кое-какими бумагами.
Чёрт, — проносится у Гая в голове.
Его посадили на стул в кабинете отца. В месте, где ему впервые пришлось убить человека в возрасте шестнадцати лет. Тот день никогда не забудется и не выведется из разума так просто. Разве что придётся стереть себе память, чтобы этого добиться.
Вистан входит в свой кабинет тяжёлыми и грозными шагами, и при этом ему удаётся выглядеть поразительно спокойным. В этом весь Вистан Харкнесс.
Гай сжимает кулаки, стискивает зубы и таращится на отца в полутёмной комнатке. Все движения мужчины плавны и строго отточены.
— Что мне с тобой делать, сынок? — спрашивает Вистан. — Можешь выбрать себе участь самостоятельно. Я разрешаю.
У Гая вдруг откуда-то берётся смелость, когда он шипит:
— Думаешь, наручники смогут меня удержать?
— Нет, не они. — Отец легонько улыбается, и со стороны могло показаться, что это простая добродушная беседа родителя и ребёнка. — Но вот охрана снаружи у двери вполне сможет.
Нет оснований не верить в то, что это правда.
Парень бросает взгляд на окна: плотные чёрные шторы с золотистой вышивкой, задёрнуты, лишая возможности глянуть на улицу. Предусмотрительно. Одна из любимых пыток Вистана — бросить жертву в тёмную комнату, закрыв все щели, откуда может проникнуть свет снаружи. Таким образом человек просто теряет счёт времени и даже не понимает: ночь сейчас или день, теряясь в пространстве.
— Сколько я тебя помню, сынок, ты горел желанием отомстить за свою мать, — заговаривает Вистан. Его голос, кажется, с лёгкостью разрезал бы сталь. — Или тебе нужно напомнить, что её отец сделал с Натали? В каком состоянии было её тело в тот день. Напомнить?
Гаю не нужно напоминать, ведь ещё будучи подростком он собственными глазами видел её тело в тот день. Уже начавший гнить, сгоревший и неузнаваемый кусок плоти, когда-то являвшийся красивой женщиной. Любящей матерью. Не нужно Гаю напоминать и в связи с тем, что картина, представшая тогда перед ним, всегда всплывает в кошмарах по ночам.
— Что же случилось? — Отец вглядывается в черты лица собственного сына, словно именно на нём написан ответ. —
