ещё и подзорную трубу. Она была такая здоровенная, что едва поместилась в рюкзак, но без неё нам не обойтись. Карандаш и блокнот мы положили в наружный карман.
Мы сделали несколько бутербродов и налили в термос горячий чай, чтобы не умереть с голоду, пока будем шпионить. Наконец всё было готово.
– Насколько сумасшедший этот Монах, что сказал твой папа? – спросил Амир, пока я укладывала провиант.
– Сказал, что он чокнутый. Свихнутый, но не опасный.
– Окей, вот это мы и выясним, – решил Амир и поправил очки на носу.
С набитыми рюкзаками мы покатили на великах к освещённой беговой дорожке. Поставили велосипеды под сосну и пошли в лес. Мы быстро отыскали отличный наблюдательный пункт, откуда прекрасно просматривался дом Монаха. И спрятались за большой поросший мхом камень чуть в стороне от дорожки, чтобы ни Монах, ни какой-нибудь быстрый бегун нас не заметил и не поинтересовался, что мы здесь делаем. Амир установил подзорную трубу в зарослях вереска. Я достала блокнот. Примерно в пятидесяти метрах под нами располагался двор Монаха. Поскольку его дом был последним в ряду, мы могли видеть и фасад, и боковую стену, за которой была гостиная. Дом казался совсем ветхим, а оконные стёкла были такие грязные, что через них почти ничего невозможно было разглядеть.
– Его не видно, – сказал Амир, наводя на резкость. – Запиши время.
Я записала: 16:45. Ничего.
Амир долго молчал. Начинало смеркаться. Вереск щекотал меня, и я вынуждена была пошевелиться.
– Тсс! Вот зажглась лампочка! – прошипел Амир.
Я записала: 16:55. Зажглась лампочка.
Амир больше ничего не произнёс. Немного погодя он сел.
– Мне надо подкрепиться, у меня силы на исходе.
Пока Амир доставал бутерброд и отвинчивал термос, я дежурила у подзорной трубы. Фу, ну и обстановочка была в доме у этого Монаха! Одно стекло треснуло, словно кто-то швырнул в окно камень, занавески рваные. Голая лампочка болталась под потолком. Ещё там стояло пианино и такой старый-престарый письменный стол, кажется, он называется «конторка». На столе в страшном беспорядке лежали горы бумаг. Хотела бы я рассказать об этом Бланке, а то она вечно твердит, что я самая неопрятная во всём мире. Но операция «Монах» требовала строжайшей секретности.
Я вздрогнула, когда старик вдруг вошёл в комнату и уселся за конторку.
– Вижу Монаха! – прошептала я. – Вошёл в комнату и зажёг свечу. Сидит и пишет что-то на бумаге.
Амир отставил чай и бутерброд и схватил карандаш. Я слышала, как он торопливо записывал. Сердце у меня ёкнуло, когда я увидела, как Монах расхаживает по квартире. Оно забилось ещё сильнее, пока я смотрела, что он там делает. Странной шапки на нём не было. Волосы были завязаны на затылке в узел.
– Вот он встал и ходит по комнате, – сказала я. – Теперь снова сел. Встал. Сел.
– Я не успеваю, – пожаловался Амир.
– Я же не виновата, что он не может посидеть спокойно! – прошипела я.
Но вот Монах наконец уселся. И сидел долго. Писал. И писал. Только разок поднялся, чтобы поиграть на пианино. Мы еле-еле различили слабые звуки, прежде чем ветер унёс их прочь.
Потом он снова сел за конторку и стал писать. Иногда почёсывал бороду. Потянулся за чем-то на полу, а через пару секунд у него во рту уже была зажжённая сигарета.
– Похоже, он держит сигареты на полу, – пробормотала я. – Очень странно.
– А ты видишь, что он пишет? – спросил Амир.
Я увеличила изображение до максимума, но всё равно ничего не смогла разобрать. Немного погодя Монах встал, задул свечу, а потом погасил и лампочку.
В лесу похолодало. Осенью темнеет рано. Пока мы ждали, что ещё случится, настала моя очередь перекусить и вести записи. Амир устроился у подзорной трубы, но смотреть ему было не на что. Ничего больше не происходило.
– Пошли домой, – сказал он. – Я так и не наелся.
Я кивнула. Я замёрзла от долгого лежания на земле, так что с радостью вскочила на велосипед – приятно было снова крутить педали. Всё-таки мы остались довольны своей первой вылазкой.
– Как ты думаешь, что он писал? – спросил Амир.
– Мне кажется, что он шпион, – сказала я. – Может быть, русский. Наверное, писал донесение, а потом как-нибудь тайком его передаст. Так поступают все шпионы.
– А может, он писатель, и получит Нобелевскую премию?
– А может, убийца, и ведёт список жертв, которых собирается убить?
– Кем бы он ни был, нам придётся вернуться, – решил Амир. – Надо проверить его мусор.
– Мусор? Фу!
– Раз надо, значит, надо, – сказал Амир. – Мусор – зеркало души. Он всё о человеке расскажет.
Когда мы подошли к нашему дому, в окнах горел свет. Амир согласился зайти в гости. Мама раскатывала готовое тесто для пиццы. Бланка занималась гимнастикой, а папа ещё не пришёл с работы.
– Где Юлле? – спросила я.
– У Аманды, – ответила мама. – Так что нас будет трое. Ты ведь останешься на ужин, Амир?
– Охотно! А не найдётся ли у вас, случайно, кока-колы? Очень пить хочется.
К счастью, кока-кола нашлась. Амир выпил четыре стакана и съел целую пиццу. Мама была очень довольна, хотя тесто было готовое и она только намазала его томатным соусом и посыпала уже натёртым сыром.
Пока мы ели, мама задала Амиру не меньше тысячи вопросов – про него и про его семью. Надо было ей стать детективом, а не издателем, я не знаю никого, кто способен сразу столько всего выведать. Выяснив, что двоюродные братья Амира были разлучены после того, как бежали из Сирии, она расплакалась. И не могла остановиться, пока не услышала, что Ноур хочет открыть ресторан. Идея показалась ей великолепной. Моя мама очень впечатлительная. Хотя мне тоже было жалко его родственников. Хорошо, что Амир попал к нам в класс.
После ужина мы с Амиром сыграли в «Майнкрафт». У него здорово получается, а мне из-за гипса было тяжело держать планшет и строить, как я хочу, так что Амир делал это за меня.
– А ты правда думаешь, что Монах – убийца? – спросил Амир, пока строил бассейн.
– Надеюсь, что нет, иначе он нас точно кокнет за то, что мы за ним шпионим. Нет, мне кажется, он переодетый шпион. Не похоже, что он работает монахом, правда? Тогда бы дом у него был получше и хватало бы денег на телефон.
– Точно, он здорово маскируется. Посмотри! Вот я сделал бар у бассейна и
